"Анатолий Пантелеевич Соболев. Грозовая степь (Повесть) " - читать интересную книгу автора

- Черти воробьи! Ух, аж сердце захолонуло!
Он прямо осатанел и требовал рогатку, чтобы извести всю воробьиную
породу.
Наконец пришел в себя и стал сосредоточенно обминать шишку на лбу,
которой разбогател, стукнувшись о косяк часовенковой двери. Шишка у него
взыграла с гусиное яйцо. Отдышались, снова двинулись к часовенке.
Федька плелся сзади, прихрамывая и жалуясь на порезанную еще весной
ногу. "Мухлюет, - догадался я. - Нога у него давно зажила".
Осмотрели часовенку и ничего подозрительного не обнаружили. Мусор,
пыль, труха воробьиных гнезд. Начихались досыта.
Нашли пуговицу. Перламутровую. Круглую, как горошина.
- Ну, я пошел, - разочарованно протянул Федька. - Нюрка болеет,
водиться с ней надо. Леденцов бы купить, - вздохнул он и ушел.
Я и Степка подались на райкомовскую конюшню, к моему деду. Дед мой -
конюх в райкоме. И мы частенько помогаем ему: гоняем лошадей на водопои,
купаем, чистим их, сбрасываем с сеновала корм или водим к коновалу
подковывать.
В конюшне сухая душистая прохлада. По стенам висят пучки засохших
трав, и пахнет здесь степной полынью, конским потом и ременной сбруей.
У деда заготовлены травы против всяких лошадиных недугов. Чистотел -
против чесотки и вздутия живота, чемерица - от власоеда и червивых ран,
березовая кора, из которой дед выгоняет березовый деготь, - от загнивания
ран, ивовая кора, идущая в отвар, - для промывания ран и остановки
крови... И еще какие-то пучочки сохнут под потолком, заготовленные ранней
весной, когда дед выходит на сбор трав.
Дед чинит сыромятным ремешком уздечку и слушает деда Черемуху -
мозглявенького старикашку с большой черной, будто приклеенной бородой.
Черемухой старика прозвали за то, что у него была любимая поговорка:
"Мать-черемуха". Дед Черемуха всему завидует и всегда всем недоволен.
- Как в начальники выбьется кто, - говорит он, - так, глядишь, и
размордел, гладкий стал. Ране так было, и теперь то же. Зачем вот райкому
две пары лошадей? Не всяк кулак столь лошадей держит, а тут, гля-ко, -
четыре! Секлетарю на кониках красоваться? Может, тебе и обидно, Петрович,
о сыне такое слышать, но я правду-матку в глаза режу. Ить, погляди,
Петрович, - мать-черемуха! - как власть, так пешком не ходит. Из края вон
секлетарь Эйхев на машине-легковушке подкатывает, и энту машину-легковушку
в речке купают, как ране губернаторскую кобылу, чтоб, значить, сияла. Ай
неправду говорю?
Дед мой чинит уздечку и усмехается в сивый ус:
- Что ж, пешком по краю должен Эйхе ходить? Да и Пантелей мой тоже по
району ноги пообобьет пешком-то.
- Пешком не пешком, а куды столь лошадей?
- Не один же он в райкоме, все ездят. Помотайся-ка по району, да еще
в такое время. Воронок вон опять объявился.
- Да-а, - переключается дед Черемуха на другое. - Воронок не птица, а
летает - и ГПУ не словит.
- Словят, - уверенно говорит мой дед. - Домой навернется, не может
того быть. Словят.
- Кабы знать, когда навернется, а то ить как ветер в поле, -
скручивает дед Черемуха козью ножку. - Олютел человек, подобие потерял.