"Лемони Сникет. Кровожадный Карнавал ("Тридцать три несчастья" #9) " - читать интересную книгу автора

- Но если вам стыдно, - спросил Клаус, - почему же тогда не двигаться
нормально?
- Потому что я работаю в Шатре Уродов, Эллиот, - ответила Колетт. -
Никто мне не будет платить, если я не буду извиваться.
- Интересная дилемма, - проговорил Хьюго, употребив затейливое слово
вместо "проблема", но Бодлеры знали это слово из книги про законы, стоявшей
в библиотеке судьи Штраус. - Мы тут все предпочли бы быть нормальными
людьми, а не уродами, но завтра утром в Шатер явится народ смотреть, как
Колетт извивается и принимает невероятные позы, как Беверли-Эллиот ест
кукурузу, Чабо рычит и кидается на толпу, Кевин пишет свое имя и той и
другой рукой, а я надеваю одно из этих вот пальто. Мадам Лулу говорит, что
людям надо давать то, чего они хотят, а они хотят видеть представление
уродов. Ну все, уже очень поздно. Кевин, подай-ка мне руку помощи, повесим
гамаки для новеньких, а потом попробуем немного поспать.
- Я подам тебе две руки помощи, - мрачно отозвался Кевин. - Обе
действуют одинаково. Ах, как бы я хотел быть либо только правшой, либо
только левшой.
- Постарайся приободриться, - мягко посоветовала Колетт. - А вдруг
завтра случится чудо, и все мы получим то, о чем мечтаем.
Больше никто в фургоне не произнес ни слова. Но пока Хьюго с Кевином
вешали два гамака для трех Бодлеров, дети размышляли над тем, о чем сказала
Колетт. Чудеса похожи на тефтели: не существует единого мнения относительно
того, из чего они сделаны, откуда взялись и как часто возникают. Одни
считают, что восход солнца - чудо, так как в нем есть нечто таинственное, и
он часто бывает очень красивым. А другие считают восход солнца обыкновенным
явлением природы, так как он случается каждый день и к тому же чересчур
рано. Одни считают телефон чудом, ибо разве не достойно удивления, что
разговариваешь с человеком, находящимся в тысячах миль от тебя. А другие
считают телефон просто механическим продуктом фабричного производства,
изготовленным из металлических деталей, состоящим из электронной схемы и
проводов, которые очень легко перерезать. И, наконец, одни считают, что
улизнуть из отеля - чудо, особенно когда вестибюль наводнен полицейскими. А
другие считают это обыденным фактом, поскольку это случается каждый день.
Таким образом, можно вообразить, будто на свете так много чудес, что не
перечесть, или, наоборот, так мало, что и упоминать о них не стоит. Но это
уже зависит от того, проводите ли вы вечер, любуясь красивым закатом, или же
спускаетесь с задней стороны дома на веревке из гостиничных полотенец.
Однако чудо, о котором размышляли Бодлеры, лежа в гамаках и силясь
заснуть, было несравненно чудеснее любых тефтелей, встречающихся на свете.
Гамаки скрипели оттого, что Клаус и Вайолет ворочались, пытаясь устроиться
поудобнее в одной рубахе и штанах на двоих, а Солнышко старалась пристроить
олафовскую бороду так, чтобы она не царапала ей лицо. И все трое размышляли
о чуде, столь удивительном и прекрасном, что сердца у них сжимались до боли.
Чудо, разумеется, заключалось в том, что кто-то из их родителей жив и либо
отец, либо мама каким-то образом уцелели во время пожара, который уничтожил
их дом и положил начало злополучным скитаниям сирот. То, что на свете,
возможно, существует еще один живой Бодлер, было бы столь непомерным,
не-вероятным чудом, что дети прямо боялись и мечтать о нем. И все-таки
мечтали. Они размышляли о словах Колетт - мол, вдруг случится чудо и они все
получат то, чего больше всего желают, - и ждали утра, когда хрустальный шар