"Сергей Александрович Снегов. Норильские рассказы " - читать интересную книгу автора

соплячком, что на все упирает глуповато-удивленные глаза (я зажмурился, но
знал, что палец уставлен на меня), а со мной - негоже... Представлять меня
дурачком - себя не уважать. Нелегко, нелегко вам далась победа над нами... -
Ладно, говори. Ночь долгая...

Они опять помолчали. Я приоткрыл глаза - они сидели все в той же позе.
Я знал, что им не до меня, но по-прежнему боялся пошевелиться. Ко мне
донесся глуховатый, напряженный голос Панкратова:
- Тебе не понравилось, что поминаю Владимира Ильича. А что поделаешь -
должен танцевать от этой печки. Все наши маленькие личные судьбы и большие
мировые дороги истекают из этого человека, как из некоего фокуса нашей
эпохи.
- Не запоздало ли твое признание, Михаил? Роль Владимира Ильича
разъяснена и без тебя.
- А со мною - крепче... Я ведь враг ему был, не забывай этого.
Признание врага не начинает, а завершает славу. Так вот, дело было перед
войной, а той же Женеве. Помню, на каком-то собрании наши и ваши спорили об
обществе будущего - социализме. Ну, в самых общих чертах, конечно, так
сказать, одни основные законы. А я, помню, выступил так ехидненько.,.
- Ехидничать ты умеешь, верно! И то собрание помню...
- Вот-вот, о нашей тогдашней стычке... Итак, я полез с возражениями:
"Вот вы, большевики, утверждаете насчет диктатуры пролетариата, что рабочий
класс берет власть над другими классами и слоями. Но ведь для осуществления
диктатуры понадобится свой аппаратик принуждения - политическая полиция,
тюрьмы, ссылки и прочее знакомое. А поскольку у вас государство не классовой
гармонии, а классовой вражды, то, стало, и аппаратик этот будет огромный и
мощный - короче, самодовлеющая организация, если по философии... Так не
боитесь ли вы, дорогие большевики, что созданный вами новенький механизм
принуждения разрастется и понемножку подчинит себе всю общественную жизнь?
Не станет ли будущее ваше государство тем гоббсовским Левиафаном, что
поглощает всех в себе? Не государство для человека, как форма отправления
его социальных потребностей, а человек для государства - порция жратвы
ненасытному его горлу!"
- Я сам тогда отвечал тебе.
- Правильно, ты! Избил меня, как мальчишку! Мол, вы, Панкратов,
обыватель по складу ума и горизонту, весь мир превращаете в обывательский
клоповничек. И доказал, что будущее государство ваше обопрется на массу
народа, а не на отобранных единичек. Каждый, мол, рабочий контролирует через
свои местные организации все общественное управление - нет, стало быть,
почвы для гипертрофирования аппарата насилия. Но знаешь, дорогой ты мой враг
Виктор, все эти высокие соображения меньше меня щипанули за сердце, чем то,
что ты обругал меня обывателем и мещанином.
- Где же здесь брань? Точная политическая характеристика партии эсеров
и тебя, видного ее члена. Вы да меньшевики - обыватели в революции.
- Ладно, история разберется, кто мы такие, ты тут не судья. Я говорю
сейчас лично о тебе. Много, много раз за эти четверть века возвращался к
тому женевскому спору. И на иное взглянул по-иному. Не на тебя, а на ваших
вождей. Да, Владимир Ильич, Владимир Ильич! Вот она, коренная наша ошибка,
глубочайшая моя ошибка, Владимир Ильич! Да ведь мы, эсеры, только и делали,
что искали героя. Где-то там, в бездне низин, изнемогают безликие массы,