"Сергей Снегов. Умершие живут" - читать интересную книгу автора

убедило. Истинный христианин не должен стремиться на виселицу. По этому
пункту победа за Франсуа Вийоном, хоть он не удосужился подыскать дельные
возражения. А в целом диспут окончен безрезультатно.
- Ты необъективен, Жак Одноглазый! - возразил уязвленный сторож. - В
тебе заговорили личные антипатии, и ты заставил молчать внутренний голос
справедливости. В скором времени и тебе придется подставить шею объятиям
волосяных рук, и ты заранее ненавидишь виселицу. Так порядочные люди не
поступают, поверь мне, Жак, я опекал в моих камерах многих порядочных
людей.
- Выбирай выражения поосторожней, Гарнье! - зарычал Жак. - Меня
обвиняли в разбое, грабежах, насилиях и убийствах, и я не опровергал
обвинений. Но в непорядочности никто не смел меня упрекнуть, и я никому не
позволю...
- Успокойся, Жак! - дружелюбно сказал Гарнье. - Никто больше меня не
ценит твоих достоинств. Я знаю, что ты с честью носишь прозвище "Громила".
Но выше всего для меня объективность и справедливость; эта неразлучная
парочка понятий - мои фамильные святые, если хочешь знать. Сейчас я покажу
вам, что такое настоящая объективность, друзья. Франсуа! - обратился он к
Вийону. - Ты просил передать свой письменный протест на приговор
парижского суда. Лично я считаю, как уже доказывал тебе, что виселица -
лучший для тебя исход. Но, скрепив свое сердце, я доставил твое
обжалование по назначению. Жди скорого решения.
- Спасибо, Гарнье! - воскликнул обрадованный Франсуа. - За это я
отблагодарю тебя по-королевски: я напишу балладу в твою честь, чтоб
обессмертить твое имя!
- Лучше бы ты орал свои стихи не так громко, - проворчал сторож,
открывая дверь. - Столько хлопот с тобой, Франсуа! В парижской тюрьме нет
чиновника серьезнее меня, но и меня своими непотребными куплетами ты порою
заставляешь хохотать, вот до чего ты меня доводишь, Франсуа!
Дверь захлопнулась, снаружи залязгали затворы. Солнечный сноп снова
превратился в луч, луч тускнел. Один из заключенных с тоской смотрел в
окошко. За окном густели тучи.
- Кажется, снег пойдет! - сказал он. - Только снега нам не хватало!
- Когда валит снег, морозы спадают, - возразил Жак. Он подошел к
Вийону, положил ему руку на плечо. Половину экрана заняло его лицо,
единственный глаз Жака смотрел зорко и сочувственно. - О чем задумался,
Франсуа? Лучше прочти что-нибудь из Большого Завещания, что ты недавно
написал.
- Прочти! Прочти, Франсуа! - раздались крики. - Что-нибудь
позабористей, Франсуа!
- Я прочту балладу о дамах минувших времен, хорошо?
- Давай о минувших дамах, - согласился Жак. - Минувшие дамы - тоже
неплохо.
Теперь снова был слышен один голос Вийона. Камера превратилась в
нечто неопределенное и серое - Вийон, читая, закрывал глаза:

Где Элоиза, та, чьи дни
Прославил павший на колени
Пьер Абеляр из Сен-Дени?
Где Бланш, чей голос так сродни