"Сергей Снегов. Прыжок над бездной" - читать интересную книгу автора

фразы и не останавливаясь на точках. И он любил поговорить, спешил
поделиться мыслями. Беда была в том, что мыслей у него всегда было больше,
чем слов, и мысли проносились быстрей, чем он мог их высказать, - речь
Андрея превращалась в столкновение мыслей, они вспыхивали и погасали в
беге фразы. Генрих как-то пошутил: "Поймать Андрея трудно, его слова -
взрывающиеся искры, зато его хорошо слушать без света: речь Андрея
тысячами вспышек озаряет физическую темноту".
Андрей пришел с двумя сотрудниками; оба - миловидная женщина и юноша
- были братьям незнакомы, но Корытин и не подумал представлять их: надо
было немедля освободиться от распиравших его идей. Он закричал, едва
распахнув дверь:
- Здравствуйте, братцы мистикофизики, здоровы, здоровы, и я тоже, не
надо пустых пожеланий. Замечательное событие, правда, удивились, не
сомневаюсь, что распутывать назначено вам, тут посодействовал я, у вас
обоих дьявольский нюх на необыкновенное, я так и бухнул президенту:
"Только они, никому другому!", ведь главное в чем, поймите, ведь тайна
какая: куда девается поглощаемая шаром энергия, пропасть без дна, одно
слово - непостижимо, вот почему я думаю...
Рой мог так форсировать голос, что легко заглушал скороговорку
Андрея. Он воспользовался своим преимуществом:
- Может, начнешь с того, что познакомишь со спутниками?
Андрей редко обижался, если его обрывали, он знал свои недостатки. Он
засмеялся: добродушный смех над собой, так он считал, вполне извинял любую
нетактичность. Юноша, казавшийся мальчишкой, был уже известным космологом,
Андрей с увлечением перечислял его работы. Об одной братья слышали -
гипотеза пузырчатой вселенной, так автор назвал ее. В ответ на восхваления
шефа он покраснел, умоляюще замахал рукой, но братья заметили, что глаза
Курта Санникова, так звали юношу, смотрели холодно и уверенно. "Парень
знает себе цену", - сказал о нем Генрих потом.
А миловидная женщина, Людмила Корзунская, астроэнергетик, свободно
протянула руку, открыто глядела в глаза, ни в движениях, ни в словах, ни в
выражении лица не показывала стеснительности или смущения. И хоть братьям
имя ее ни о чем не говорило - а сами они, знаменитые, размноженные в
миллионах фотографий, были ведомы каждому, и это накладывало отпечаток
неравенства при любом знакомстве - Корзунская держалась так, словно
понятия не имела о каком-то неравенстве: возраста, званий, научного
авторитета, того, что она женщина и четверо ее собеседников мужчины и о
троих - Генрихе, Рое, Андрее - известно, что они одиноки и что многие
женщины с радостью "составили бы их счастье", как именовалось такое
событие. И Генрих, после гибели своей невесты Альбины сторонившийся
молодых женщин, с приятным удивлением почувствовал, что ему нравится
свобода Людмилы и что он сам может держать себя с ней раскованно, и что
вообще это изящное, хрупкое, коротковолосое, сероглазое существо в обычном
рабочем комбинезоне - чуть лишь покрасивей скроенном - из тех, о ком
говорят "парень свойский".
- Надеюсь, нам удастся распутать все тайны, - сказала она просто, как
если бы говорила: "Надеюсь, не холодно, надевать пальто не будем".
Голос - низкий, звучный, медленный - не очень вязался с фигуркой, в
нем было больше силы, чем обаяния, но и голос понравился Генриху. Когда
гости ушли, он сказал брату: "В этой девушке прекрасно даже не