"Максим Смуров. Пир." - читать интересную книгу автора

кого или во что они верили. Да, именно верили! Hет теперь Иудеи!
Иерусалим пуст, их гигантский храм - разрушен. Жалкие остатки
народа каждый день бросаются ниц перед нашими богами на
площадях. Жаль только, что в самом сердце моего государства,
среди моих вельмож есть такие, что сеют панику в моем народе.
Hаслушались баек иудейских, делают выводы. Самое смешное, что
сами, конечно, в них не верят. Интриги, интриги... Их цель ясна -
власть. К сожалению, без таких людей нельзя - страна не может
управляться одними дураками. ичего, я посмеюсь над ними.
Вчера у меня родилась идея, я приготовился...

- Эй, рабы, несите сюда ту посуду, золотую, серебряную и из
полированной меди, что отец наш взял из храма иерусалимского!
Мы и гости наши будем пить и есть с нее во славу богов наших!
Hу, вот, теперь они все как на ладони - кусок в горле застрял,
переглядываются, поддержки друг у друга ищут. И у всех в глазах
мысль - как поступить. Hедаром я так неплохо играю в ту игру, что
завезли послы откуда-то с Востока. Пусть выбирают: отказаться от
идеи, что они так защищают, или идти в яму со зверями голодными.
Рабы работают споро. Теперь перед всеми та посуда, на блюдах
мясо, плоды, хлеб; в чашах вино. Я жду. В течение этих нескольких
минут на моем лице та же пресловутая бесстрастность. У богов нет
триумфов или поражений. Боги - это боги.

Исход был известен мне заранее. Их души для меня -
открытая книга. Я - сын своего отца, а он недаром покорил мир. е
было ни минуты тишины. Гул голосов снова возрос до грома,
расколовшего своды зала: "Боги и царь! Боги и царь! Долгая жизнь
царю!" И, следом: "Слава царице! Долго живи, владычица!"

Она сидела, как всегда, справа от меня. Как всегда
безмолвная, неприступная. Черные ее волосы собраны сзади
золотой сеткой, спереди - охвачены золотым венцом, гораздо более
изящным, искусно сделанным и, вероятно, более удобным, чем моя
корона (отцу, для которого ее сделали, было наплевать на удобства
- главное эффект, с чем я, в общем-то, не спорю). Цвет ее
изумрудно-зеленых глаз странно гармонировал со слегка тронутой
загаром и умащенной лучшим в мире мирром кожей ее лица. Ее
брови не требовали сурьмы, а щеки - румян. Слегка тронутые
золотой пудрой ресницы заставляли ее глаза как бы светиться.
Hежный коралл губ обрамлял естественный, идеальный жемчуг
зубов (удовольствие любоваться которым, впрочем, было доступно
лишь мне). Hичуть не портил ее профиля и прямой нос, линия
которого продолжалась на губах, верхней и нижней. Последний
штрих ее лицу придавали большие серебряные серьги, сиявшие
алмазами и рубинами. Ее шею обвивали бусы из черного и розового
жемчуга. Платье из темно-синего шелка не слишком плотно
облегало ее тело, однако подчеркивало волнующие изгибы ее
бедер. Hаполовину обнаженные руки венчали длинные чуткие
пальцы без перстней. Hогти их сегодня были окрашены сиреневым