"Виктор Смирнов. Прерванный рейс" - читать интересную книгу автора

головой Васи Ложко. Но механик продолжал демонстративно носиться по эфиру.
Переборка была настолько звукопроницаемой, что казалось, будто приемник
находится рядом с моим ухом. Кто-то постучал в каюту механика, и Вася,
покашливая, недовольно сказал: "Я занят". Месть поссорившихся влюбленных
принимает иной раз самые нелепые формы.
- Начинаем, - сказал Валера. - Первая серия "Странствий "Онеги",
оператор Петровский.
На экранчике показался надвигающийся, украшенный белым фальшбортом нос
"Онеги".
Неузнаваемо подтянутые, открахмаленные и отутюженные парни с "Онеги"
заполнили экранчик. Они держались торжественно и дружно, как слепые
оркестранты. Группу - возглавлял Кэп.
- Это вы так в каждом рейсе? - спросил я. - Молодцы! А где же Маврухин?
- Он оставался на судне, вахтенным. А это публика у теплохода,
любопытные.
Я увидел фрау Кранц, о которой мне рассказывал Шиковец. Она получала за
нейлоновые рубашки анодированными часами. Это была полная спокойная немка,
из тех женщин, что умеют управляться с коммерцией без мужчин.
В эту минуту механик оставил свое "ча-ча-ча" и, повернув верньер,
наткнулся на изящную музыку. Настоящую музыку. В ней были ясность и
религиозный наив семнадцатого века. Я невольно прислушался, забыв о том, что
происходило на экране. Глубокий, мягкий женский голос словно бы скользил над
облаками. Как родничок, прозрачно и чисто прозвучало чембало. Я успел
уловить кокетливую мелодию менуэта, но, наверно, ошибся, потому что в арии
звучала церковная строгость, которая не вязалась со светским танцем. "Et
exultavit" - различил я два латинских слова, выплывших из арии.
Казалось, еще минута, и я смогу разгадать имя композитора, но тут
механик совершил новый бросок в эфир и менуэт сменился лошадиным ржаньем.
- Фрау Кранц повезло, - сказал я. - Ее выход механик озвучил блестяще.
На экране возникли развалины какого-то дома, потом готический собор.
Мелькнул Маврухин. За стенкой "битлзы" ударили ладошками, и Маврухин
вдруг заулыбался.
- Блестяще! - сказал Валера. - Молодец механик.
Киноаппарат, нечаянный соглядатай, смущал Маврухина. Он часто моргал.
Нейлоновый бизнесменчик!.. Он начал свою предпринимательскую деятельность
давно - еще "шпажистом". Был такой промысел в первые послевоенные годы.
"Шпажисты" - холодные мародеры. Они бродили с железными прутьями - щупали и
разыскивали в развалинах города всякое добро: фарфор, столовое серебро,
картины, антикварную мелочь. Шиковец еще тогда предупредил Маврухина, и тот
дал слово, что бросит шакалье занятие. Но, оставив один промысел, вскоре
перешел к другому.
Проектор неожиданно моргнул и погас.
- Лампочка перегорела, - недовольно сказал Валера. - Пойду посмотрю,
нет ли где двадцативаттки.
Несколько минут я просидел в темноте, развлекаясь джазами, которыми
угощал механик. По тому, как Валера хлопнул дверью, я понял, что лампочки он
не нашел.
- Маврухин не вернулся? - спросил я.
- Нет, - буркнул Валера, складывая проектор.
Отсутствие Маврухина начинало беспокоить меня. Шиковец предупреждал,