"Шервуд Смит, Дэйв Троубридж. Крепче цепей [NF]" - читать интересную книгу автора

Нью-Гластонбери. Это было реально, но он никогда и никому не сможет об
этом рассказать.
Цветы и деревья успокоили его, и он снова закрыл глаза. Ему
вспомнилось, что сказали келли, сняв с него геном их Архона и оставив
ленту, вросшую в его запястье: "Ее может снять только сам Архон, а он еще
не возродился. Ты должен отправиться на..." Горло Иварда свело при
воспоминании о непроизносимом свистящем звуке, обозначавшем родной мир
келли.
Но это значит, что келлийский Архон остался с ним!
Голубой огонь, точно в знак согласия, разгорелся сильнее. Ивард
попытался разобраться: он больше не чувствовал в себе присутствия чуждого
разума, чего-то постороннего, как бывало раньше. Теперь это казалось
скорее неизвестной ранее частью его самого - точно у него обнаружился
лишний глаз или рука.
Ивард засмеялся, представив себя с тремя руками, а голубой огонь
ответил на это новым приливом удовольствия, смешанного с юмором. После
чего Ивард чихнул четыре раза подряд.
Голубой огонь нетерпеливо поплясал у него в голове и скрылся в
неизвестном направлении. Ивард, разочарованный, открыл глаза. Голубой
огонь был как эхо того, что сделали с ним келлийские доктора. Тогда он
видел так ясно - почему же теперь не видит?
Ивард уселся, поджав ноги, посреди сада, несмотря на пыльцу трав,
жалящую его голую кожу, и опять закрыл глаза.
Его дыхание замедлилось. Голубой огонь вернулся и опять пропал, но
теперь уже медленнее. Ивард последовал за ним, погружаясь в глубину
собственного организма: вот ровное "тум-тум" сердца, вот диафрагма
выгибается, накачивая воздух в легкие, кислород проходит через мембраны
альвеол и всасывается в красные кровяные клетки, медленное пламя обмена
горит в триллионах митохондрических печек.
Ивард уходил все глубже и глубже, ведомый пляшущим впереди голубым
огнем. Он плыл и парил, наблюдая удивительную работу клеток и молекул
внутри них.
Он остановился, увидев впереди винтовую лестницу в небо, двойную
спираль. Голубой огонь бегал вверх и вниз по ней, как шаровая молния,
заставляя мозаичные картинки внутри спирали сверкать, как драгоценности.
Внутри картинок были еще картинки, все сложенные из тех же четырех
элементов. Это было как музыка, как скульптуры в соборе Нью-Гластонбери,
это не походило ни на что, виденное им раньше, однако входило во все, что
он знал.
Голубой огонь сжался в твердую гудящую точку, не имеющую объема, но
мощную, и Ивард начал перебирать картинки, читая их кирпичики и проникая
глубоко то в одну, то в другую. И каждый раз, когда он касался двойной
спирали, она, словно невыразимо сложный музыкальный инструмент, отвечала
ему вспышками памяти, обрывками опыта, импульсами, охватывающими весь
диапазон чувств от страдания до экстаза.
Ивард медлил в растерянности. Это не принадлежало ему, но все же...
Тут голубой огонь раздулся и показал Иварду то, что знал сам. Ивард застыл
на миг, вглядываясь в годы опыта, заключенные в его эмбриональной плазме,
и в тех, которые ушли, не дождавшись его такого, каким стали теперь.
Потом он услышал где-то вдали биение своего сердца и понял, что оно