"Сергей Смирнов(г.Томск). Эвтанатор (Записки врача)" - читать интересную книгу автора

ситуациях...
Когда повернулся, Олимпиада Петровна стояла позади, в центре комнаты,
опустив голову. Она стояла прямо посреди круглого половичка, нахохленная,
как птичка, опустив руки со скрещенными пальцами. Под люстрой серебрились
редковатые волосы.
- Знаете, Алексей Дмитрич, - вдруг тихо сказала она. - Я ведь во время
войны в особом отделе служила... И чем только нам там ни приходилось
заниматься!.. Все временем оправдывали, войной.
Говорили: так надо. Надо, чтобы одни голодали, а другие получали
сносный паек. Чтобы по одному доносу человека везли в Серый дом. Чтобы
расстреливали только по подозрению в шпионаже. Или даже в малодушии...
Много греха у меня на душе, - тут она быстро взглянула на меня и
вздохнула. - Я мне ведь тоже в рай хочется. Верю я в Бога, не верю - это
неважно.
Важно, что за грехи все равно придется ответ держать...
Я выбежал на кухню. Руки тряслись и бутылка зазвенела о стакан, когда я
наливал водку. Выпил. Закурил. Делалось тяжело, муторно и страшно.
Внезапно сигарета выпала из пальцев: в комнате что-то стукнуло, потом
заскрипело и наконец, зашипело - звуки мне показались оглушительными. А
потом, сквозь скрежет и шипенье, раздалась оркестровая музыка и нежный
женский запел: "Уехал милый надолго... Уехал в дальний город он... Пришла
зима холодная, мороз залютовал. И стройная березонька поникла, оголенная,
замерзла речка синяя, соловушка пропал...".
Я выбежал в комнату. На столе играл древний патефон - тот, что в виде
чемоданчика, с заводной ручкой. Неестественной быстро кружилась черная
пластинка с большой красной наклейкой. Игла, похожая на обойный гвоздь,
скрежетала и шипела, но все же извлекала из черной допотопной пластмассы
звуки человеческого голоса.
А вокруг патефона тихонько, по-старушечьи, кружилась Олимпиада Петровна
и вполголоса подпевала.
- Перестаньте, Олимпиада Петровна! - сказал я севшим голосом.
И повторил громче: - Перестаньте! Соседи услышат!..
Она повернулась ко мне, кивнула. Иголка-гвоздь с визгом съехала с
пластинки.
- Это наша любимая песня, Алексей Дмитрич, - сказала она. - Афанасий
очень любил ее слушать: после ранения в госпитале он очнулся под эту
музыку и подумал, что оказался в раю. После передовой, после грязи и
крови... Белые стены, белые улыбчивые сестрички. И песня по радио...
Она снова затопталась на половичке, изображая танец, слегка надреснутым
голосом запела:
- Пропали три свидетеля, три друга у невестушки, и к сердцу подбирается
непрошенная грусть...
Она покачнулась, схватилась за край стола. Я было подхватил ее, но она
оттолкнула меня с неожиданной силой:
- Промчатся вьюги зимние! Минуют дни суровые! И все кругом наполнится
веселою весной... И стройная березонька листву оденет новую, и запоет
соловушка над синею ре... кой...
Она сползла на половичок, потянув за собой со стола скатерть вместе с
патефоном.
Патефон с грохотом упал на пол, раскрылся, пластинка брызнула во все