"Сергей Сергеевич Смирнов. Герои блока смерти " - читать интересную книгу автора

которую давали узникам, все же гитлеровцы вынуждены были тратить на них
какое-то количество продуктов: брюквы для баланды, эрзац-хлебе и т. п. А
ведь известно, что немецкие фашисты отличались виртуозной экономностью,
ничего не тратили зря и использовали для хозяйства даже убитых ими людей:
варили из мертвецов мыло и набивали волосами своих жертв матрацы. Чем же
объяснить, что они были такими "расточительными" в блоке смерти и тратили
продукты на людей, предназначенных к уничтожению?
Этому есть только одно объяснение: блок смерти был еще и "полигоном",
где тренировали эсэсовских палачей, где в них возбуждали желание убивать,
испытывать жажду крови и наслаждение человеческими страданиями. Узники
двадцатого блока стали тем сырьем, материалом, на котором Гиммлер,
Кальтенбруннер и другие руководители СС воспитывали тех, кто был опорой
гитлеровского режима - "юберменшей" - "сверхчеловеков", утверждавших"
господство на земле по единственному праву - праву силы, убивавших людей
направо и налево то с равнодушием, то с садистским наслаждением и получавших
особое, высшее удовлетворение от людских мучений. Другого смысла
существования у блока смерти не было, весь режим, установленный здесь,
служил этой цели.
С первыми проблесками рассвета в бараке раздавалась команда "подъем", и
плотная масса людских тел, лежащих в несколько слоев друг на друге, разом
приходила в движение. Узники торопливо вскакивали на ноги и бежали в
умывальню, а на полу оставались только те, кто умер за ночь.
Утренний "туалет" был первым издевательством. Каждый из узников успевал
только подбежать к умывальнику, плеснуть себе в лицо горсть воды и потом
вытереться рукавом или полой своей куртки. Пленного, который не сделал
этого, ожидали жестокие побои. Но тех, кто хоть на секунду задерживался в
умывальне, избивали еще более жестоко блоковой и три его помощника.
"Умывшись", пленные бежали во двор и выстраивались по сотням в тесном
шестиметровом промежутке между стеной и домом, около правого угла барака.
Перед ними, закрывая небо, высилась гранитная стена и на загнутых
кронштейнах тянулись ряды колючей проволоки под током. С двух деревянных
вышек по углам, наведенные прямо на этот строй, чернели дула спаренных
пулеметов, настороженно смотрели из-под железных касок глаза эсэсовцев.
Продрогшие на морозном ветру в худой одежонке, босые, с почерневшими от
холода ногами, узники, стоя в строю, приплясывали на снегу или на
обледенелых булыжниках. Живые скелеты, с острыми, до предела исхудавшими
лицами, с телами, покрытыми струпьями, язвами, синяками, незаживающими
ранами, эти люди знали, что для них начинается новый день мучений, который
приблизит их еще на шаг к смерти, а для многих станет последним днем их
жизни. Притаптывая, все время шевелясь, чтобы сохранить в себе последние
калории жизненного тепла, они в то же время зорко поглядывали по сторонам,
стараясь не прозевать появление эсэсовцев. А в это время штубендисты
выволакивали во двор трупы и тащили их к противоположному углу барака под
вышкой, складывали там аккуратным штабелем "для удобства подсчета". И сами
узники напряженно считали эти трупы. Они знали: если мертвецов будет меньше
десяти, то это означает, что "норма" не выполнена и эсэсовцы сегодня будут
свирепствовать больше, чем обычно. Но, как правило, "норма" эта
перевыполнялась, и каждый день из ворот блока смерти к крематорию o выезжала
либо ручная тележка, заваленная доверху трупами, либо наполненный мертвецами
грузовик.