"Леонид Смирнов. Зона поражения ("Черный археолог") " - читать интересную книгу автора

легким, почти невесомым, но при этом мог выдержать и торнадо, и
землетрясение. Пологая двускатная крыша с башенкой обсерватории и уступом
посадочной площадки делала его похожим на старинные земные фазенды- так, по
крайней мере, казалось Платону, когда он вкладывал в покупку дома все свои
тогдашние капиталы,
У подножия обрыва голубела полоска пустынного пляжа с мельчайшим и
потому нежнейшим песком. Здешняя звезда, чуть более крупная и горячая, чем
земное Солнце, висела в зените и безуспешно пыталась испепелить на суше все
живое. И растения, и животные, и люди благополучно приспособились к
сорокаградусной жаре. Но сейчас, в часы сиесты, никто не пытался загорать,
рискуя заживо поджариться. Волны цвета грязного изумруда лениво накатывались
на берег, оставляя на мокром песке то извивающиеся восьмилучевые звезды, то
ракушки, формой напоминающие круассаны. От воды на восходе и закате пахло
свежескошенной травой и озоном. А сейчас пляж имел запах горячего асфальта.
После особо удачных экспедиций Платон переселялся на очередную
планету - все ближе и ближе к Старой Земле. Он подыскивал себе дом в таких
местах, которые хоть немного напоминали бы ему вожделенную и пока
недостижимую прародину. Цены на недвижимость в метрополии были
астрономическими, и даже миллионеры из колоний могли рассчитывать лишь на
покупку собачьей конуры где-нибудь на Аляске или землянки в зоне Сахеля. Что
уж тут говорить о благородном исследователе старины...
Нынешнее жилье Платона Рассольникова находилось на южном берегу
материка Пелопоннес планеты Гея-Квадрус. Местные жители звали этот материк
просто "Пела". Само собой, аборигены-ууоси - не в счет. Они никогда не
выходят из леса, считая его опушку границей обитаемого мира, и даже не
знают, что такое материк. Людей и других разумных они принимают за души
умерших и время ∙от времени оставляют им дары- дырявые шкурки грызунов,
мешочки с сушеными ягодами и вываренные черепа ящериц.
До Звездного Порта по прямой каких-то сто тридцать километров. Пять
минут лета на глайдере. До ближайшего бара "Голубой трилобит" гораздо
ближе - триста метров по стеклолитовой дорожке, которая вьется среди
истекающих белым соком молочных пальм и выращенных из семечек земных сосен.
Господин археолог только что прошествовал мимо. Постоял, правда,
минутки две, наблюдая за вышедшими на поверхность муравьями. На лице его
явственно читалось умиление: "Ну, совсем как на Земле". Любовь к прародине -
трогательное чувство до тех пор, пока не становится манией. Эта странность,
как и многие другие странности Платона Рассольникова, была хорошо известна и
его соседям, и всем заинтересованным лицам, готовым выложить за информацию
несколько галактических кредитов.
Двунадесятый Дом Непейвода расположился на пригорке у корней посаженной
колонистами сосны. Тысячи отдельных организмов семи разных видов рассыпались
и копошились поверх настоящего муравейника. Сначала они, понятное дело,
успокоили перепуганных мурашей. Припекало солнце, и живительная энергия
вливалась в разделенную на клеточки плоть Двунадесятого Дома.
Каждая его клеточка-симбионт наряду с нервным узелком, работающим в
унисон и образующим единый разум Дома, имеет независимую нервную систему и
определенную свободу воли.
Пока опасности не было, но уже через минуту все может перемениться. Чем
сильнее давление окружающей среды, тем больше перевозбуждается центральная
нервная система. А значит, тем вероятнее внутренний раздрай. Клеточки начнут