"Алексей Смирнов. Натюр Морт" - читать интересную книгу автора

стенки кресле и очень тихо произнесли несколько фраз. Расхристанная фигура,
выбравшись из кресла, проследовала, тиская мятую шапку, нетвердой походкой к
выходу.
- Прошу прощения, - извинился Ферт и продолжил: - Итак, мы остановились
на предмете нашей активности. Возможно, кто-то решит, что в чисто деловой
беседе я допускаю излишний пафос, но пафоса требует тема. Я говорю о самой
жизни - именно жизнь есть предмет нашего поклонения и нашего служения. Вы
спросите, как это может выглядеть на деле? Но ответ пугающе прост: мы
боремся за жизнь всюду, где в этом возникает необходимость. Хосписы,
больницы, профилактории, диспансеры, суды - короче говоря, множество
учреждений, от деятельности которых зависит так или иначе человеческая
жизнь, находится под нашей опекой. Не остаются без внимания одинокие
пенсионеры, ветераны и инвалиды. Всюду, где только возможно, мы боремся за
жизнь. Это тяжелый труд, и он, конечно, должен быть оплачен. Несколько лет
тому назад был учрежден специальный фонд, на средства которого, в основном,
и ведется наша деятельность. Мы остро нуждаемся в помощниках - а откуда же
их взять, как не из многочисленной армии безработных? людей, которые не
понаслышке знают, почем фунт лиха?
Против слов Ферта трудно было что-либо возразить. Антон Белогорский, к
примеру, с возражениями не нашелся. Ферт между тем счел нужным доказать
прописные истины. Он подошел к краю сцены, сел на корточки, начал наугад
тыкать пальцем в зал и требовать от зрителей сведений об их заработках. Еще
он спрашивал у гостей, приносит ли им их работа - если, конечно, она у них
еще осталась - чувство морального удовлетворения. Большинство, как и
следовало ждать, ни тем, ни другим не могло похвастаться. Тогда кандидат
наук, как бы неожиданно пресытившись, выпрямился; дружеская улыбка на
холеном лице сменилась улыбкой торжествующей. Ферт щелкнул пальцами, снова
грянул послушный марш, а на сцену тем временем гуськом потянулись
аккуратные, подтянутые сотрудники "УЖАСа". Всего их набралось двенадцать;
Ферт, изнемогая от предвкушения триумфа, воскликнул:
- Расскажите, дорогие коллеги! Расскажите кратенько, что и как
изменилось в вашей жизни после вступления в наши ряды!
Вперед шагнул белобрысый молодой мужчина лет двадцати шести - двадцати
восьми. Ростом он был с Антона, лицо покрывали следы былых сражений с
гормональными чирьями.
- Моя фамилия - Коквин, - звонким голосом обрадовал он зал. - Вот уже
четыре с половиной месяца, как я в "УЖАСе". Сейчас я не в состоянии
представить, что когда-то - в точности, как вы сегодня, - сидел в этом зале
и про себя смеялся над выступавшими. Я не поверил ни единому слову, но у
меня не было выбора. Я не сомневался, что с меня потребуют денег, чтобы
заплатить вступительный взнос. Когда я услышал, что платить не надо, то
подумал: "Что я теряю? Что я теряю, черт подери?!"
На самовозбудившегося Коквина обрушились аплодисменты. Он их сердито,
будто приходя постепенно в себя, выслушал и, состроив суровую мину, поднял
руку, как если бы был по статусу не ниже Ферта, но позабыл об этом в пылу
откровенности.
- И вот моя жизнь совершенно преобразилась! - закричал вдруг Коквин. -
Я нахожусь среди друзей - это раз! Я чувствовал себя ненужным и униженным,
теперь я с гордостью заявляю, что я, в отличие от некоторых, жив - это два!
Я помогаю людям сохранить и улучшить их жизнь, я не позволяю врагу к ним