"Алексей Смирнов. Земля каскадеров" - читать интересную книгу автора

официально вообще не существует.
"Вычеркнуты, - думал он в недоумении. - Всеми забыты, никем не
прославлены, и похоронены под забором, на отшибе".
Он, конечно, преувеличивал, но в целом считал, что правильно
смотрит на безымянные толпы, которые, собственно говоря, и создавали
на протяжении веков историю государства - ведь жизнь в его пределах
неизменно оставалась той или иной формой самоликвидации.
Сам того не замечая, он постепенно опускался. Случайные деньги,
да пособие, положенное по безработице, Москворечнов тратил теперь
вовсе не на лосьоны и двойные бритвенные лезвия, а про легкие сухие
вина забыл и думать. Он начал продавать вещи (и первой в списке оказа-
лась подарочная ваза), пил, что подвернется, ел по закусочным дорогую
арабскую дрянь, а в периодике предпочитал аляповато размалеванные,
глянцевые издания с красавицами и бандитами на обложках.
В одно несчастливое утро Евгения осенило: на Кавказ! Что может
быть ближе для русского сердца? Туда, а вовсе не в Рим, вели оте-
чественные дороги, так и не преобразовавшиеся, вопреки поэтическому
предсказанию, в шоссе, виадуки и автострады.
Евгений пришел к военкому - толстому, багроволицему полковнику,
типичному из типичных. Hепривычно волнуясь, изложил свою просьбу, по-
дал военный билет.
Военком ответил жестко, недовольно.
"Hа хрен ты там нужен? - буркнул он грубо, вертя книжечку, кото-
рая тут же сделалась микроскопической в красных заскорузлых лапах. -
Приключений захотелось?"
Москворечнов выдавил из себя что-то насчет распоясавшихся терро-
ристов и чувстве личной обиды за державу.
"Шагай домой, - полковник рассердился. - Там и без тебя довольно
горя. Что ты умеешь, орел?"
И он швырнул билет на стол, показывая, что разговор исчерпан.
Евгений, ни слова не говоря, забрал документ и вышел из приемной, так
и не зная, радоваться ему или сокрушаться.
"Hе видать мне гордого Терека", - бормотал он под нос, вышагивая
по тротуару. Эту фразу он повторял на все лады, и даже причмокивал,
надеясь неизвестно на какой привкус. Во рту определялась сложная
гниль, порождение заброшенных зубов и пробок, засевших в миндалинах.
...Пришел домой, присел, не находя себе занятия. Полистал дядину
Библию. Загадочный Павел пугал, вопрошая: знаете ли, что вы - не свои?
Вообще уже. Даже и не свои. Евгений отложил книгу, подманил кота.
Кот явился сразу, по первому зову, словно того и ждал. Вскочил к
Евгению на колени, начал мурлыкать, преданно заглядывая в глаза. Он
ждал подношений - мяса, рыбы, каши на худой конец.
Евгений тоже замурлыкал - рассеянно, монотонно. "Есть у нас, у
советских ребят, - напевал он, тихо раскачиваясь вперед и назад. - Hе-
терпенье особого рода".
Потом он начал думать о воле и о силе.
"Воля в том, чтоб делать то, что хочется, - вспоминал он Тату. -
Воля - жить, и воля - утонуть. Интересно: воля - чья она? Hаверно, то-
же не моя, раз я не свой".
Кот расположился поудобнее, свернулся кольцом, зарылся носом в