"Леонид Словин. Жесткий ночной тариф (Бронированные жилеты) ("Игумнов" #1)" - читать интересную книгу автора

изо всех сил. Игумнов и его противник катались у кровати: тот пытался
схватить пистолет. Игумнов все дальше отбивал его ногой под кровать. Наконец
Игумнову удалось взять верх, он врезал по лицу. Еще. Еще.
Тот закрыл руками голову, не сопротивлялся. Игумнов знал свою правоту,
его противник - вину. Он не должен был брать в руки оружие. Неподписанный
договор между сыщиками и преступниками запрещал это делать. Взяв пистолет,
он доказал, что готовился убить Игумнова, Качана - вообще мента. В этом все
и заключалось.
Игумнов подтащил мужика к шкафу, двинул головой о дверцу. Потом швырнул
на ковер.
- Что ты делаешь? - закричала женщина с кровати.- Это тебе не в
Америке!
- В Америке его бы сразу пристрелили - не успел бы еще вы тащить руку.
Там жизнь полицейского дороже ценят...
Он подобрал "бульдог", он лежал - вороненый, маленький как мышь на
снегу.
- Выйдите все, дайте одеться...- сказала женщина.
- Ничего, перебьешься и при нас.
- Сволочи! Мне тоже чуть ключицу не сломал. Сейчас бы платил за
увечье...
Игумнов вздохнул:
"И действительно, платил бы! Дурацкий закон... Всех защищает, кроме
того, кто старается за всех и всех больше рискует!"
Появился гостиничный оперуполномоченный, зажег свет. Задержанный все
еще лежал на ковре без дыхания. Игумнов взял с прикроватного столика графин
с водой, вылил ему на голову. Лежавший отпустил колени, потянулся.
В спальне появились другие обитатели номера. Всего их было шестеро. Две
молодые женщины, белые, полнотелые, со спутанными волосами, принялись
приводить себя в порядок. Администраторша успела уйти. Началось утро, где-то
за стеной, не по-русски, поздравило всех с началом дня радио.
- Кто прописан в номере? - спросил баскетболист, он же опер.
Хозяин номера, оказалось, вообще в эту ночь не ночевал; все это были
его гости - приезжие, неизвестно как просочившиеся сквозь сито швейцаров. Те
умудрились служить двум богам: пускали за деньги, потом же и закладывали. За
это им тоже платили.
Все были жителями далеких мест, незнакомого предгорья, давно уже
освоившими равнины столицы, ее гостиницы, рынки, мотели.
- Этого, с пистолетом, ты увозишь? - спросил гостиничный
оперуполномоченный у Игумнова как бы между прочим. Он держался с
достоинством, не хотел выпрашивать.
- Нет, забирай его. Мы возьмем вон того.- Он еще раньше положил глаз на
другого кавказца. Юркого. С усиками.- Поедешь с нами. В милиции давно был?
- Давно! Когда прописывался!
Он промолчал о деле, заведенном на него Истринским райотделом, о том,
что всего несколько часов назад валялся на нарах.
Игумнова вранье это устраивало. Сразу снимались подозрения, будто
какие-то разговоры, которые кавказец вел в камере, могли просочиться наружу.
"Нет истринского ИВС - значит, нет и Николы..."
- Поедем, поболтаем,- Игумнов не назвал его Эдиком, поскольку в
паспорте стояло другое имя и это сразу бы показалось катале подозрительным.-