"Алексей Слаповский. Победительница" - читать интересную книгу автора

начале двадцать первого века самым выгодным было выставлять на рынок не
концерты, шоу, фильмы, передачи и т. п., а - самих себя. Минимум вложений -
максимум отдачи. Некоторым людям платили огромные деньги лишь за одно
присутствие на том или ином мероприятии. Платили, да, и мне, но я ничуть
этого не стыдилась: визуальные ощущения людей всегда стоили денег, а я была
не самым плохим объектом для визуального, как выражались тогда, кайфа. Тем
не менее пусть-Маша все же кольнула тем, что я будто бы забочусь об уровне
своей продажности и готова переступить через человека, если он мешает
повышать этот уровень. Шесть-ноль. "Вы себе просто не можете этого
позволить", - уже не намек, а прямое утверждение, что я не могу жить так,
как хочу. Семьноль, разгром наголову!
Но эта девушка не знала, как я умею отыгрываться!
Почти без паузы, мягкими словами, но четко впечатывая их - так кошка
идет по влажному песку, - я сказала ей:
- Вы меня видите насквозь (намек на ее фамильярность, один-семь), я
действительно много не могу себе позволить: ездить в метро (два-семь),
ходить по улицам (три-семь), одеваться во что попало (четыресемь), покупать
дешевые духи (она вся облилась чемто, отбивая от себя запах больницы,
пять-семь), соглашаться на любую работу (в отличие от нее, шестьсемь),
страшно радоваться, если мне наконец подвернулся приличный человек
(семь-семь), не могу даже главного: унижаться ради того, чтобы меня
заметили, оценили, взяли замуж! (Восемь-семь, девять-семь, десять-семь,
полная моя победа и полное ее поражение.)
Она, бедняжка, даже приоткрыла рот от беспомощности.
Но я не стала слушать звуки, которые могли вылететь из ее рта. Я вышла.
Сегодня, Володечка, эта победа не кажется мне такой уж безоговорочной.
Я могла бы сполемизировать и потоньше - еще не было навыка, опыта, тренинга.
Но что сетовать, если это потом исчезло за ненадобностью. Люди начали
говорить, что думают: системы интеллектуального сканирования все равно не
позволяли им врать. Они могли включить защиту, но это сразу вызывало
недоверие у тех, кто с ними общался. И потом, чем вызывались все эти
архаичные подтексты, дуэли, все эти игры женщин перед мужчинами, а мужчин
перед женщинами и перед друг другом? Желанием доминировать. Стремлением быть
первыми "в стае, стаде, своре, сваре", как выразился один известный поэт51.
Когда же настало фактическое равенство, когда возможности каждого стали
почти безграничны, исчезло желание хвастать этими возможностями. Правда,
некоторые утверждают, что именно это привело к катастрофе: отсутствие
соревновательности, атрофия честолюбия, отмирание инстинктов. Я так не
считаю. Ошибки были техногенными. А равенство - вещь замечательная. При этом
я не какая-нибудь коммуниздка, просто я значительную часть жизни была именно
неравной, и, поверь, Володечка, это очень трудно, очень. И снизу неравной
быть тяжело. А сверху - еще тяжелее.
Ты не поверишь, но я испытала облегчительное чувство, когда увидела эту
пусть-Машу. Несмотря на наш маленький конфликт при встрече, она показалась
мне девушкой хорошей, подходящей для моего Владимира. Все-таки перед людьми,
которым не взаимствуешь на их любовь, всегда чувствуешь виноватость.
Главное же, рассуди, Володечка: перед невидимым лицом невидимой угрозы,
то есть человека-чудовища, которое собралось меня сожрать через три года,
мне нужна была настоящая защита - ради моих детей в том числе, то есть и
ради тебя. Владимир такой настоящей защитой быть не мог. Да, хороший,