"Слово о полку Игореве - вариант 1. Древнерусский текст" - читать интересную книгу автора

молвити, а сами на себе крамолу ковати. А погании с всех стран прихождаху с
победами на землю Рускую. О, далече зайде сокол, птиць бья, к морю! А
Игорева храбраго полку не кресити! За ним кликну карна, и жля поскочи по
Руской земли, смагу мычючи в пламяне розе. Жены руския въсплакашась,
аркучи: "Уже нам своих милых лад ни мыслию смыслити, ни думою сдумати, ни
очима съглядати, а злата и сребра ни мало того потрепати!" А въстона бо,
братие, Киев тугою, а Чернигов напастьми. Тоска разлияся по Руской земли,
печаль жирна тече средь земли Рускыи. А князи сами на себе крамолу коваху,
а погании сами, победами нарищуще на Рускую землю, емляху дань по беле от
двора. Тии бо два храбрая Святославлича, Игорь и Всеволод, уже лжу
убудиста, которую то бяше успил отец их Святославь грозный великый Киевскый
грозою: бяшеть притрепетал своими сильными полкы и харалужными мечи;
наступи на землю Половецкую; притопта холми и яругы; взмути реки и озеры;
иссуши потоки и болота; а поганаго Кобяка из луку моря от железных великих
полков половецких, яко вихр, выторже, - и падеся Кобяк в граде Киеве, в
гриднице Святославли. Ту немци и венедици, ту греци и морава поют славу
Святославлю, кають князя Игоря, иже погрузи жир во дне Каялы, рекы
половецкия, рускаго злата насыпаша. Ту Игорь князь выседе из седла злата, а
в седло кощиево. Уныша об градом забралы, а веселие пониче. А Святославь
мутен сон виде в Киеве на горах. "Си ночь, с вечера, одевахуть мя - рече -
черною паполомою на кроваты тисове; черпахуть ми синее вино, с трудомь
смешено; сыпахуть ми тощими тулы поганых толковин великый женчюгь на лоно и
неговахуть мя. Уже доскы без кнеса в моем тереме златоверсем; всю нощь с
вечера босуви врани възграяху у Плеснеска на болони, беша дебрь Кисаню и не
сошлю к синему морю". И ркоша бояре князю: "Уже, княже, туга умь полонила:
се бо два сокола слетеста с отня стола злата поискати града Тьмутороканя, а
любо испити шеломомь Дону. Уже соколома крильца припешали поганых саблями,
а самаю опуташа в путины железны. Темно бобе в 3 день: два солнца
померкоста, оба багряная столпа погасоста и с ними молодая месяца, Олег и
Святослав, тьмою ся поволокоста и в море погрузиста, и великое буйство
подаста хинови. На реце на Каяле тьма свет покрыла: по Руской земли
прострошася половци, аки пардуже гнездо. Уже снесеся хула на хвалу; уже
тресну нужда на волю; уже вержеся Дивь на землю. Се бо готския красныя девы
воспеша на брезе синему морю, звоня рускым златом; поют время Бусово,
лелеют месть Шароканю. А мы уже, дружина, жадни веселия". Тогда великий
Святослав изрони злато слово, с слезами смешено, и рече: "О, моя сыновчя,
Игорю и Всеволоде! Рано еста начала Половецкую землю мечи цвелити, а себе
славы искати: но не честно одолесте, не честно бо кровь поганую пролиясте.
Ваю храбрая сердца в жестоцем харалузе скована, а в буести закалена. Се ли
створисте моей сребреней седине! А уже не вижду власти сильнаго и богатаго
и многовоя брата моего Ярослава с черниговьскими былями, с могуты, и с
татраны, и с шельбиры, и с топчакы, и с ревугы, и с ольберы: тии бо бес
щитовь с засапожникы кликом полкы побеждают, звонячи в прадеднюю славу. Но
рекосте: "Мужаимеся сами, преднюю славу сами похитим, а заднюю си сами
поделим!" А чи диво ся, братие, стару помолодити! Коли сокол в мытех
бывает, - высоко птиц възбивает, не даст гнезда своего в обиду. Но се зло:
княже ми непособие - наниче ся годины обратиша. Се у Рим кричат под саблями
половецкыми, а Володимир - под ранами. Туга и тоска сыну Глебову! Великый
княже Всеволоде! Не мыслию ти прелетети издалеча, отня злата стола
поблюсти? Ты бо можеши Волгу веслы раскропити, а Дон шеломы выльяти. Аже бы