"Елена Александровна Скрябина. Годы скитаний: Из дневника одной ленинградки " - читать интересную книгу автора

забирая обоих детей. Вчера она не заметила моего маневра и улеглась спать.
В одиннадцать я проснулась от страшного грома и треска. Решила, что дом
рушится, и мы все гибнем под его развалинами. Порыв ветра сорвал занавески.
Со стен посыпались картины и портреты. На улице были слышны чьи-то крики о
помощи. Я вскочила с постели, схватила спящего Юрика, готова была бежать с
ним куда угодно, не сознавая даже, куда можно бежать. Очутилась в коридоре.
Там царило полное смятение. Люди бегают, кричат, плачут - ничего нельзя
понять. Через несколько минут выяснилось, что бомба попала в соседний дом.
Во всем квартале выбиты окна, вырваны рамы и двери. Много убитых и раненых.
Все трудоспособные люди из нашего дома побежали оказывать помощь
пострадавшим.
У нас внизу, в подвале, оборудовали нечто вроде пункта первой помощи.
Вносили стонущих раненых людей. Были собраны дети со всего квартала. Они
кричали и плакали. А сигналы все продолжались, бомбы сыпались без конца.
Только в два часа ночи мы вернулись в свою квартиру. Она стала
неузнаваемой. По всему фасаду были выбиты окна, пол засыпан осколками
стекла. Холод такой, как на улице. Спать негде. Еле устроились на кухне и в
коридоре. До утра не сомкнули глаз.
Ко всем невзгодам прибавилась еще одна - полная тьма. О том, чтобы
вставить стекла, нечего было и мечтать. Уже давно Ленинград забит фанерой. А
мороз жестокий, дрова все вышли. Как сможем обогреть свою квартиру? Ведь
единственное, что у нас оставалось - это уютные комнаты. Теперь лишились и
этого. А что еще суждено пережить?

Воскресенье, 7 декабря 1941 г.

До чего больно смотреть на стариков и старушек, живущих в нашей
квартире. Бывшая домовладелица, Анастасия Владимировна, которая критически
улыбалась в первую ночь войны, теперь медленно умирает. Хотя она все еще
полна надежды, что переживет эти страшные дни.
Больше всего она боится, что нам удастся, тем или иным путем,
эвакуироваться, а она останется одна. Ведь пока мы здесь, она получает свою
тарелку супа. Я приношу ей и микроскопическую порцию хлеба, за которым стою
в очереди. Таким образом, старушка может существовать. Если мы уедем - ей
конец. Несмотря на свое, казалось бы, обреченное положение, она все же не
хочет умирать. Она ждет конца войны, то есть победы Германии.
Есть у нас и другая старушка - эстонка Каролина. Когда-то она служила в
качестве экономки у одного русского князя. Теперь она получает пожизненную
пенсию от бывшего управляющего этой бывшей княжеской семьи. Пенсия дает ей
возможность безбедно существовать на протяжении всех послереволюционных лет.
Кроме этой пенсии, она получает еще советскую - четырнадцать рублей в месяц.
Этих рублей хватает на уплату комнаты и электричества. Но благодаря
заграничной помощи у старушки достаточно денег.
На днях, узнав, что на рынке можно достать хлеб "по-черному" (600
рублей килограмм), она попросила, чтобы ей его раздобыли. После того как я
исполнила ее просьбу, произошла трагедия: хлеб был нарезан ломтиками и
положен на плиту, чтобы получились гренки, а девчонка-соседка несколько
ломтиков стащила.
Горе старухи трудно передать словами. Целый день она лежит на кухонном
столе (в ее комнате тоже выбиты окна), беспрерывно стонет, все время говорит