"Александр Скляр. Синтетический человек " - читать интересную книгу автора

исторических ошибок и ее каким-то странным образом, так и тянет совершать их
вновь и вновь. Путч военных в 91 году, мне кажется, имел те же причины, и те
же последствия, хотя здесь есть над чем поспорить.
Сейчас я объявлю тридцатиминутный перерыв во время которого вы можете
обменяться мнениями, просмотреть фотовыставку, в холе, событий тех дней, а
после перед вами выступит мастер токарного цеха при лаборатории
научно-исследовательского института Иван Иванович Козюлин, как представитель
трудового класса, которому по известному вам Учению должны были принадлежать
история и будущее, - ведущий при этих словах слегка поклонился залу и убыл в
открытую дверь сбоку.
Вспыхнул мягкий свет и благочинная публика неспеша стала вытекать из
зала.
Иван Иванович первым вскочил из-за стола, забыв про ответственность,
возможные последствия и страх, ринулся в запримеченную дверь вслед за
ведущим, с ужасом думая только об одном: " Сейчас будут спрашивать! Сейчас
будут спрашивать!.."
Он несся по каким-то запутанным коридорам, перепрыгивая через
попадавшие на пути ступеньки. Там, где коридор раздваивался, он сворачивал
налево, хорошо помня, что вся страна, и он в том числе, идет в "левом"
направлении.
Ужас гнал Козюлина все вперед и вперед. Перед ним расступались, от него
шарахались, а в голове штопором вертелось то, что те, кто будут спрашивать,
уверены: если его столько лет учили, если он жил, а значит впитывал воздух
близкий к тем историческим катаклизмам; если дух миллионов убиенных завис
над страной, то должен же он хоть что-то знать, чувствовать, догадываться;
не могли же те, кто был постарше его ни словом ни обмолвиться о
происходящем, ... ни вздохом, ни фразой, ни строчкой.
"Какая неслыханная наивность, - я же ничегошеньки не знаю. Не учился,
как следует, дурень. Ну, кто же знал, что будут спрашивать, ... и при таких
обстоятельствах? - визжала негодованием душа Ивана Ивановича. - Да и что я
мог из тех учебников навыучивать, если страницы из них то цензура
выдергивала, то одноклассники на самокрутки. ...А то, о чем взрослые по
праздникам шептали - никак не совмещалось с историей и несло в себе
сомнительно-завораживающую опасность".
Запарившись в беге, он внезапно заскочил в зал. Первым делом взгляд его
упал на сцену, на которой неподвижно застыли его соколлеги: "Живые ли? Как
коллекция из паноптикума," - обожгло его сознание импортным словом, но он
только махнул рукой в их сторону и побежал к выходу, стараясь влиться в
последние ручейки выходящих из зала.
Его усердие ему же воздалось: впереди выходящий с интеллигентной
бородкой сложной конфигурации, в очках и с тростью, по виду - господин, с
воодушевлением излагал как раз на интересующую Ивана Ивановича тему. Мужчина
и женщина, одетые по заграничному, но русскоговорящие, судя по роняемым ими
междометиям, внимательно его слушали. Козюлин прилепился к ним четвертым,
развесил уши и сожалел лишь об одном: что такой серьезный разговор, и на
тебе, без бутылки ведется. Да будь у него, хоть чекушка с собою, он бы из
них всю историю вынул, а не то что эту каналью - Корнилова.
По их лицам недобитых интеллектуалов - Иван Иванович таких нюхом чуял -
видно было, что порассказать они могут, вот правду ли, нет ли - тут уж сам
кумекай.