"Николай Сказбуш. Октябрь " - читать интересную книгу автора

Стариков до утра не тревожь. А я пойду.
- Куда ты?
- Ладно. Потом поговорим.
Утром Тимош вскочил - уже светало.
- Проспал!
- А тебе никуда и спешить не требуется. Собирайся к тетке Матрене на
Моторивку.
- На Моторивку? - замигал спросонья Тимош. В голове все перепуталось:
обрывки сна, ночное посещение Женечки. Пришел немного в себя, глянул на
Ивана, на Прасковью Даниловну и сразу понял: было уже семейное совещание,
решение уже принято.
- Кашу заварил, а нам расхлебывать, - угрюмо продолжал Иван.
- Кто заварил?
- А кто к господину интенданту в квартиру вломился? Кто на господина
интенданта покушение произвел? Вся полиция на ноги поставлена.
Террористический акт. Десять лет за мое почтение.
- Десять лет!
- А ты думал!?
- Он истязает, а мне десять лет?
- Он истязает по закону. А ты бил его по беззаконию. За это, брат,
каторга!
- Никуда я не поеду, - вскочил Тимош, - пусть судят. Пусть при всех
судят. Никого не боюсь, всем в глаза скажу!
- А она что тебе скажет?
Тимошу вспомнилось искаженное лицо и бабий вскрик.
- Так что, брат, собирай манатки.
Больше ничего Иван не сказал. Только когда уже младшенький укладывал
"манатки", бросил укоризненно:
- Это в самое-то горячее время! Каждый человек нам на заводе дорог!
А к вечеру поклонился уже Тимош приземистой двери старой хаты.
- Здравствуйте, тетка Мотря!
И первое, что тетка сказала, всплеснув руками и глядя снизу вверх на
новоявленного племянника:
- Господи, худенький какой!
Глянула на ноги:
- Чобот не могли добрых справить...
А чернобровая дивчинка стояла у печи и смотрела не на чоботы, а в карие
очи и говорила смущенно:
- Да годи вже вам, мамо!
Так и началась жизнь на Моторивке, где, как известно, сорок хат -
двадцать две по Горбатой улице, что подымается ухабами от ставка до церкви и
восемнадцать по другой, от кузни дядька Опанаса Моторы до кладбища.
В каждой хате знаменитые мужики, не только хлеборобы, но и
прославленные мастера на весь околоток; дуги гнуть, колесо исправить,
наличники узорные вырезать - за двадцать верст люди приезжали. А теперь ни
одного мужика, всех подобрала война, остались старики да калеки, дворы
порасхрыстаны, занехаены, ворота подпереть некому. Бабы целый день в поле,
или на низах в огородах, едва ноги до хаты дотянут. Глянуть кругом не
хочется.
Только и осталось мужского населения - хромой Мотора Хома да кривой