"Операция «Б»" - читать интересную книгу автора (Виноградов Юрий Александрович)

Седьмой налет на Берлин

Ничто так угнетающе не действует на летчика, как нелепая гибель боевых друзей. Когда летчик гибнет в бою, это понятно — там решается судьба: кто кого? А потери на своем родном аэродроме воспринимаются особенно тяжело.

Капитан Плоткин весь полет до Берлина был под впечатлением случившегося на аэродроме. Он еще с утра почувствовал легкое недомогание, однако врачу при медосмотре об этом не сказал. Его самолет был готов к вылету, и он не мог и думать о том, что кто-то другой поведет его машину. Кружилась голова, ему было жарко, хотя в кабине 32 градуса ниже нуля. Мешала кислородная маска, так и хотелось ее сбросить с горячего лица. Но нельзя, задохнешься, высота более 6000 метров, а опуститься ниже невозможно — над морем кучевые облака. Самое разумное было бы вернуться в Кагул, предварительно сбросив бомбовый груз на запасную цель. Но что подумают о нем друзья? Нет, надо обязательно достичь Берлина, а на обратном пути можно будет передать управление штурману лейтенанту Рысенко, самому же немного отдохнуть.

Полчаса полета в огне от Штеттина до Берлина требовали от летчиков предельного напряжения. Тут не зевай, иначе собьют. Помнил это и Плоткин. Голова кружиться перестала, хотя по-прежнему было жарко. Все внимание — на приборы. Нервы натянуты, как струны: в любой момент может встретиться немецкий истребитель, и надо маневром мгновенно уйти от его щупалец-фар.

— Под нами Берлин! — доложил Рысенко.

Кольцо огня позади, над городом зенитки не стреляли. Рыскали одни истребители-перехватчики, но во тьме им было очень трудно уловить советские бомбардировщики.

Напряжение спало. И странно, вновь закружилась голова, перед глазами завертелись многочисленные стрелки на приборной доске, слились деления на картушкё компаса. Не хватало воздуха, под маской пот покрыл все лицо. Ох как хотелось сбросить ее, набрать полные легкие воздуха!

Рысенко ввел поправку в боевой курс. Его голос показался Плоткину далеким и чужим. И все же он инстинктивно сделал доворот вправо, хотя уже и не различал деления на компасе.

— Цель! — громко сказал штурман.

«Дошли все же», — с облегчением подумал Плоткин, начав разворот на обратный курс. Дальше он ничего не помнил, словно провалился в глубокую яму…

Рысенко вначале не понял, почему вдруг ДБ-3, переваливаясь с крыла на крыло, стал беспорядочно падать на затемненный город. Ясно, что машина потеряла управление. Но отчего? Зенитки не стреляли, ночных истребителей рядом нет.

— Командир, командир, мы же падаем! — закричал он в микрофон. Ответа не было.

— Командир, что с вами? Вы живы?! Команди-и-ир!

Ответа нет. А самолет падал, моторы работали приглушенно, на малых оборотах. Вот-вот машина могла войти в штопор, и тогда конец, ее не вывести.

— Командир! — еще раз крикнул Рысенко, предполагая, что Плоткин, видимо, убит. Надо брать управление на себя. Лейтенант схватился за штурвал, пытаясь вывести самолет из падения. Безуспешно. Он все быстрее и быстрее устремлялся к земле. Рысенко выбивался из сил, но самолет его не слушался. Стрелка высотомера скатилась к цифре 4500. Они уже снизились почти на два километра!

…Очнулся Плоткин от тупого удара в голову. Вмиг сообразил, что он после сброса бомб потерял сознание и неуправляемый самолет стал падать на землю.

Надо немедленно вывести машину из падения. Он сбросил кислородную маску, схватился за штурвал. Скорость! В ней спасение. Полный газ. Двигатели взревели, заработали нормально. Хорошо, что ни один из них не успел заглохнуть. Высота 3000 метров. Где-то рядом аэростаты заграждения. Не напороться бы на них.

Падение прекратилось, самолет вновь стал послушен рукам опытного пилота, машина перешла в горизонтальный полет. Теперь следует поскорее набрать высоту, чтобы выйти из зоны аэростатов заграждения.

— Штурман, курс на Кагул! — запросил Плоткин.

— Командир, вы живы?! — удивился обрадованный Рысенко. — А я… я подумал…

Весь обратный полет по маршруту болезненное состояние не покидало Плоткина. Усилием воли он держался, понимая, что от него зависят жизни членов экипажа.

Берлин встретил дальний бомбардировщик капитана Гречишникова ставшей уже привычной, бешеной пляской разноцветных огней. Лучи-кинжалы прожекторов пронзали темноту, расплывчатыми желто-голубыми пятнами упирались в ночное небо, беспрестанно раскачивались из стороны в сторону, перекрещивались, отыскивая советские самолеты. Впереди по курсу, сзади, с боков часто вспыхивали и тут же гасли серые с розоватым оттенком шапки разрывов зенитных снарядов. Далеко внизу, в черноте, мелькали россыпи точек-светлячков от стрелявших зенитных орудий. Противовоздушная оборона делала очередную отчаянную попытку сорвать налет советских бомбардировщиков на Берлин.

Гречишникова не пугал огневой заслон немецких зенитчиков, выставленный перед своей столицей. Как бы ни бесновались фашисты, что бы ни предпринимали, он все равно доведет бомбардировщик до намеченной цели и сбросит фугасные и зажигательные авиационные бомбы на ненавистный ему город. Да, он ненавидел фашистов всей душой, сердцем, всеми частичками своего тела, ненавидел и мстил за поруганную землю и пролитую кровь невинных людей, мстил за мать, растерзанную гитлеровцами в его родном городе Николаеве, жестоко мстил за жену Ксению, сына-малютку Толика, двухгодовалую дочь Валюшу, оставленных перед самой войной в белорусском селе Петриково. Ксению, любимую и нежную Ксюшу, как жену советского летчика, офицера, коммуниста, фашисты уже пытали на глазах у односельчан. Выдержит ли она выпавшие на ее долю жестокие истязания? Что тогда станет с его детьми Толиком и Валюшей? Налеты на Берлин тяжелы, изнурительны и опасны, но он готов был летать каждый день. В этом видел смысл всей своей дальнейшей жизни. И когда его экипаж постигла неудача — бомбардировщик с ФАБ-1000 на внешней подвеске потерпел катастрофу при взлете — огорчению и досаде не было предела. Ведь он не мог больше бомбить Берлин, оставался без дела и, видимо, теперь надолго. От обиды и беспомощности готов был бежать хоть на край света, лишь бы не видеть уходившие на очередное задание грозные машины боевых друзей. Как хотелось летать рядом с ними! Все бы, казалось, отдал для того, чтобы сегодня нанести удар по Берлину.

Помог случай. Военврач 3 ранга Баландин попросил генерала Жаворонкова последнюю машину на Берлин не выпускать: у летчика неожиданно резко упало давление, видимо, от перенапряжения. В длительном полете он может потерять сознание, и тогда неизвестно чем все закончится.

Генерал вынужден был выполнить заключение врача. В седьмой налет на Берлин не пойдет и третья машина, значит, мощь удара по столице фашистской Германии резко снизится. Вот тут-то Гречишников и попросил, даже потребовал, чтобы ему дали оставшийся без летчика самолет и он доведет его до цели. Жаворонков вначале и слушать не хотел капитана. Шутка ли сказать, только что чудом остался жив при катастрофе, едва ли еще пришел в себя от потрясений и в таком состоянии посылать на Берлин? Гречишников настаивал категорично, уверял генерала, что справится с заданием, отбомбит Берлин и в целости и сохранности вернет ДБ-3 его прежнему пилоту. Именно сегодня, в день свадьбы с Ксенией, он обязан быть над Берлином!

Настойчивую просьбу Гречишникова, к удивлению генерала, поддержал военком полка Оганезов. Батальонный комиссар прекрасно знал данную капитаном клятву мстить фашистам за смерть матери и истязания жены и детей. Жаворонков, скрепя сердце, все же согласился с доводами Оганезова, разрешил Гречишникову лететь на Берлин, предложив заменить и весь экипаж. Гречишников согласился на замену экипажа. Пусть штурман его сгоревшего самолета старший лейтенант Власов, стрелок-радист сержант Земенков и в особенности воздушный стрелок краснофлотец Бурков отдохнут. Ему сподручно идти на задание с новым экипажем, ведь все они уже не раз ходили на Берлин, быстро поймут друг друга.

И вот теперь Гречишников на бомбардировщике боевого товарища с новым экипажем над Берлином…

— Командир, подходим к цели! — доложил штурман.

— Спасибо, штурман, — поблагодарил Гречишников. — Мне с вами приятно работать.

Сегодняшняя цель — Силезский вокзал со стоящими на путях железнодорожными составами, подготовленными для отправки на восточный фронт.

— Боевой! Так держать! — передал штурман.

Сейчас, сейчас наступит долгожданный момент мщения. С какой радостью и удовлетворением Гречишников пошлет свои бомбы на ненавистный ему фашистский город!

— Есть цель!

Гречишников ощутил знакомый толчок — облегченный самолет подскочил вверх. Фугасные и зажигательные авиабомбы полетели на затемненные железнодорожные пути. Спекшиеся, сухие губы летчика шептали:

— За Николаев! За убитую маму… За Петриково! За истерзанную Ксюшу… За мучения Толика и Валюши…

Напряженно вглядывался в контуры чужого, враждебного города. Вон, вон оранжевые точки от взрывов бомб! Все пять ФАБ-100 и шесть ЗАБ-50 легли кучно.

— Командир, на обратный курс, — подсказал штурман.

Гречишников начал разворот, но на обратный курс, к удивлению штурмана, не лег, а повел бомбардировщик со снижением по кругу над Берлином, почему-то увеличив газ. Один круг, второй, третий… Моторы гудят на полную мощь. Штурман не понял рискованный маневр летчика. Надо поскорее уходить к Балтийскому морю, а он кружит и кружит над городом, да еще дал полные обороты моторам.

— Командир, в чем дело? — забеспокоился он.

— Порядок, штурман! Немножко попугаем фашистов ревом наших моторов. Пусть подрожат от страха, сволочи! — объяснил Гречишников экипажу свои действия.

Штурман рассмеялся, в таком психическом воздействии на немцев ему еще не доводилось принимать участия.

Последний, четвертый круг над горящим Берлином, и дальний бомбардировщик лег на обратный курс.

Сообщение газеты «Правда»:

Сообщение ТАСС: