"Ант Скаландис. Причастные: Скрытая угроза" - читать интересную книгу автора

надежнее. Значит, действительно заказывал убийство не "Феникс".
Что ж, красиво он нам все это рассказывал, или, как говорят зэки,
складно звонил. Но уж слишком складно. В глубине души мне хотелось ему
верить, но именно поэтому я заставлял себя не делать этого. Доверие -
слишком опасная штука в нашем жестоком мире.
В заданном нам уравнении оставалось еще слишком много неизвестных
величин. И я уже готов был оформить свои сомнения в некую фразу,
адресованную господину Павленко, но тут как раз и раздался очередной
звонок.
- Слушают вас, - отозвался я безлико.
Но, очевидно, по этому номеру полагалось докладывать строго по форме
любому человеку, снявшему трубку. Да, очевидно.
- Полковник Черемисин, - представились с той стороны громким и чуточку
слишком бодрым голосом, словно этот Черемисин только что получил звание
полковника и страшно гордился собою. - Разрешите доложить обстановку?
Я кивнул Павленке, мол, включайся, негоже это, чтобы полковник
докладывал обстановку капитану, даже если это капитан Большаков. Пусть
непосредственному начальству докладывает, а я послушаю.
Ничего особо интересного, впрочем, услышать не довелось. Мышкина нам
обещали через сорок минут, от майора Платонова никакой информации не
поступало, второй бандюган, сидевший на сосне, ранен оказался не смертельно
и на допросе признал, что послан лично Ахманом, а еще двое из той же группы
захвата сумели уйти, потому что после боя охрана резиденции оказалась
практически обескровлена: семь убитых, пятеро раненых. Подошел резерв, но,
во-первых, совсем недавно, а во-вторых, по ночному времени им не удалось
быстро взять под контроль весь периметр. Среди нападавших четыре трупа и
девять раненых, из них двое - тяжелых. Все - из подразделения внутренних
войск Владимирского округа.
- Сволочь он, этот ваш Мышкин, - процедил Павленко. - Мальчишек в
мясорубку бросил.
А потом добавил несколько словосочетаний такой мерзкой брани, какую я
слышал только от уголовников, отмотавших на зоне минимум лет пять. В армии,
даже на войне, так не ругаются. В этих зловонных словесных плевках было не
столько нецензурщины, сколько тошнотворно изощренной грязи, пропитанной
ненавистью и болью. Такая ругань больше всего напоминала выдавливание гноя
откуда-нибудь из геморроя, и повторять эти слова не хотелось. Но Мышкин их
заслужил. Я был согласен с Павленко и зауважал его еще сильнее, несмотря на
все свои сомнения.
- Так, значит, не в ваших правилах поступать подобным образом? А к
чему тогда этот бастион на мирной территории?
Павленко быстро вскинул на меня глаза, еще не остывшие от предыдущей
вспышки гнева. Однако сдержался и ответил жестко, но вежливо.
- Да, нам приходится убивать людей, - он признался в этом с
ошарашивающей откровенностью. - Но мы никогда не высылаем по почте
отрезанных ушей, не насилуем школьниц на глазах у родителей для устрашения
и не бросаем мальчишек под шквальный огонь пулеметов.
- А Аникеев и Мышкин, стало быть, не брезговали такими методами? - это
опять спрашивал Циркач.
Понятно, ему совсем не хотелось узнать, что он пусть всего три месяца,
но работал не на спасителей России, а по существу на людоедов.