"Ёлинские петухи" - читать интересную книгу автора (Кузьмин Лев Иванович)

ГРЕМУЧИЙ БОР

Сначала нам пришлось перебежать поляну. Мокрая трава была мне по пояс, Дёмушке по шейку, и мы сразу все уплескались. А когда добежали до опушки и нырнули там в хвойную, почти непролазную чащу, то вода хлынула и сверху, и со всех сторон.

Дёмушка присел, тонко, как заяц, пискнул:

— Аяй!

Холодные брызги попали ему под плащ, под рубаху.

Спиридоныч в мокрой корзине ворохнулся, опять сердито забормотал. А мне и самому плеснуло за ворот, но я натянул башлык, прикрыл корзину полой и храбро сказал:

— Прорвёмся!

Дёмушка тоже крикнул:

— Прорвёмся!

И он так стремительно запетлял по сырому тёмному чапыжнику, что только ветки засвистели. Выходило это у него ловко, он был маленький, а я лез, как медведь, напролом.

Сучки царапали по жёсткому дождевику, по корзине. Вода с веток летела в глаза, и мне то и дело приходилось заслоняться локтем. Я лез, пыхтел, чертыхался и почти ничего не видел. Я только и успевал, что стирать с лица брызги и липкую паутину, которой тут было видимо-невидимо; но вот частый ельник кончился, лес вдруг расступился, и под ногами у нас мягко запружинил тонкими ветками густой брусничник, запохрустывал седой мох.

И как-то совсем неожиданно встала вдруг перед нами стройная, прямая, как струна, сосна.

Она взлетала к самому небу.

А дальше — опять и опять сосны.

И были они так велики, что зелёные раскидистые верха их мы смогли увидеть лишь тогда, когда запрокинули изо всех сил головы.

Свет оттуда, сверху, падал странный и чуть-чуть тревожный. Косые столбы его были то золотистыми, то голубовато-сумрачными, и стояла здесь вокруг удивительно тихая тишина.

Дёмушка сразу примолк, я услышал собственное дыхание.

Услышал и — кашлянул.

— Ка-ха… — кашлянул я совсем негромко, а могучие ветки на соснах вдруг словно бы шевельнулись, и вверху очень ясно отозвалось:

— Аха! Аха! Аха!

Там словно кто откликнулся живой, но невидимый, и Дёмушка так и припал ко мне:

— Гром! Просыпается гром, а над нами — гремучие сосны.

— Эхо, — не очень уверенно ответил я. — Гром кашлем не разбудишь.

— А кукареканьем? Ведь Спиридонычу надо сейчас кукарекать, и гром от этого проснётся сразу. Как тогда быть?

— Ну вот, сам сюда позвал, да сам и спрашиваешь, как быть. Как будет, так и будет. Готовь Спирю к кукареканью.

Но выпускать петуха было пока что рано. Надо было сначала отыскать подходящее место, и мы его нашли.

Деревья тут стояли не так часто, да зато самые могучие. Стволы — в два обхвата, кора их обросла мхом, корни выпирали наружу. Тишина и тут держалась такая, что слышен был шорох каждой падающей сверху хвоинки, и вторили этому шороху лишь слабая возня пичуг да медленный и печальный скрип сучьев где-то там, в тёмно-зелёной вышине, и я почти шёпотом сказал:

— Дёмушка, начинай.

Поднимать здесь шум мне и самому было как-то странно. Я тихо поставил корзину с петухом на землю, осторожно расстегнул дождевик и, волнуясь и весь так и обмирая от этого волнения, приготовил фотоаппарат:

— Начинай, Дёмушка.

Мальчик вздохнул и сначала робко, глухо, а потом всё смелей да смелей заговорил:

А когда он досказал до того места, где говорится, что белые скакуны вот-вот грянут: «Кукареку!», то мигом открыл корзину и потянул петуха за поводок:

— Запевай скорее! Ну же…