"Человек, который не знал страха" - читать интересную книгу автора (Китанович Бранко)

Салон пани Лисовской

Вернемся к событиям, которые развивались в Ровно, в то время как на бескрайних просторах центральной и южной России, опаленных июльским зноем, погибали когда-то непобедимые армии третьего рейха.

Борьба между разведслужбами в районе Ровно достигла кульминации. Фашисты прилагали отчаянные усилия, чтобы воспрепятствовать деятельности советской разведки и партизан. В город один за другим приезжали крупные деятели немецко-фашистской разведки и контрразведки, специалисты по радиопеленгации и борьбе с партизанами.

По заказу абвера фирма «Лёве Опта» изготовила портативные радиопеленгаторы, чтобы агенты могли прочесывать улицы городов и поселков в поисках подпольных передатчиков. К дешифровке перехваченных радиограмм нацисты привлекли известного берлинского математика Вильгельма Фаука. Но Орлов, Шерстнева, Осмолова и другие радисты продолжали сводить на нет усилия фашистов как содержанием своих сигналов, так и оперативностью в смене мест. По указанию Медведева радиопередатчики непрерывно перемещались из одного убежища в другое. Одновременно изменялись время и частоты радиопередач.

Йоргелс, шеф гестапо в Ровно, решил привлечь к работе в фашистской разведке двоюродных сестер Лидию Ивановну Лисовскую и семнадцатилетнюю Майю Микоту, отличавшихся редкой красотой. Лидия работала шефом зала в отеле «Дойчегофф», а Мария, выступавшая под именем Майя, – в кафе «Hyp фюр Дойчен» («Только для немцев»).

Лидия Лисовская, которую немцы звали «пани Лела», в свои 26 лет уже четыре года была вдовой. В начале второй мировой войны она была в польской армии в качестве сестры милосердия. Ее муж, польский офицер, погиб в фашистском плену.

О красоте молодой полячки ходили легенды. Она окончила балетную школу и консерваторию, хорошо стреляла и мастерски владела искусством верховой езды. Еще перед войной ей предлагали работу в Голливуде, но блистательной карьере киноактрисы она предпочла замужество.

Все это, а о муже Лидии немцы практически ничего не знали, импонировало ее многочисленным поклонникам в Ровно, которых она, однако, умела держать на расстоянии. Никто не мог похвастаться, что пользовался у Лидии серьезным успехом, в том числе и зондер-фюрер Гаан, который распространил среди приятелей слух, будто пани Лела дала согласие выйти за него замуж. Гаану, по всей видимости из-за знакомства с Лисовской, было отсрочено присвоение генеральского звания, хотя он и имел «особые заслуги перед фюрером и Великой Германией».

Пани Лела разрешала некоторым постоянным посетителям отеля бывать у нее дома, а иногда позволяла им приводить с собой своих знакомых, которых вихрь войны забросил в Ровно.

Среди тех, кто бывал у нее на улице Легионерская, 15, были полковник Адам Шумахер, майор фон Дипен, инженер Леон Метко и другие.

Эти визиты, естественно, могли вызвать сомнение в добропорядочности хозяйки дома, но Лисовская на самом деле вела себя достойным образом. Она дружила лишь с Майей, своей сестрой, а от сотрудников отеля отгораживалась своим аристократическим происхождением.

Жители Ровно ненавидели и презирали сестер-полячек, которые, по их мнению, открыто флиртовали с гестаповцами, посылавшими ежедневно на смерть сотни и тысячи людей. Молодые подпольщики всерьез намеревались бросить в окно квартиры Лисовской гранату. Майя была однажды остановлена на улице одним стариком, который обозвал ее последними словами и пригрозил ответственностью, «когда придут наши».

На кухне отеля «Дойчегофф» одно время работал бывший пленный Владимир Грязных. Однажды, после обеда, Грязных случайно заглянул в комнату отдыха для персонала отеля на первом этаже, дверь в которую была полуоткрыта. Он удивился, увидев на диване плачущую пани Лелу, которая, как он знал, хорошо относилась к нему.

– Заклинаю всем, что вам дорого, Володя, никому ничего не говорить! – воскликнула пани Лела. – Я должна дать вам это прочитать! Вы узнаете, как мы живем, на кого работаем. О, ужас! Я не в силах успокоиться, – и она протянула ему пожелтевший лист бумаги.

Это было письмо, которое передал ей унтер-офицер Борис Нелепка, фольксдойче по матери и чех по отцу. Он нашел это письмо в жестяной коробочке, спрятанной под досками в одном из дворов в небольшом городке под Витебском. Говоря точнее, коробочку обнаружил один немецкий солдат, а письмо он отдал Борису для перевода. Борис ненавидел фашистов. Письмо было написано по-белорусски. Борис понял его содержание лишь частично, но оно его так взволновало, что он попросил свою знакомую Лисовскую перевести письмо полностью.

В левом верхнем углу письма стояла дата: 12 марта 1943 года. Ниже в письме говорилось:

На потертом мятом конверте было написано: «Действующая армия, полевая почта… Сусанину Петру Ивановичу». На обратной стороне конверта карандашом была сделана приписка: «Дорогие дяденьки и тетеньки, кто найдет это спрятанное от немцев письмо, прошу вас: бросьте его в почтовый ящик. Я повесилась на дереве».

В глазах Владимира Грязных стояли слезы.

– Прошу вас, пани Лела, отдайте мне это письмо. Я доставлю его по адресу, передам его нашим!

Лисовская резко вскинула голову и посмотрела в глаза Владимиру.

– Хорошо, Володя, возьмите письмо. Я верю вам!

Над рекой сонно покачивался легкий туман. Наступающий рассвет разгонял белесые облака. Вдали проступали очертания темных гор.

– Там партизаны! – сказал сам себе Владимир Грязных, развешивая на ветвях дерева мокрые брюки и куртку.

Этой ночью он в одежде переплыл Горынь, имея при себе в закрытой стеклянной баночке письмо Кати Сусаниной. Лишь на пятый день поисков ему удалось выйти на один небольшой «зеленый маяк» партизан, находившийся недалеко от дороги Ровно – Луцк. Катино письмо было послано самолетом в Москву.

Грязных рассказал Медведеву, Лукину и Стехову, что, по его мнению, Лидия Лисовская ненавидит оккупантов, но тщательно скрывает это. Руководство отряда пришло к выводу, что Лисовская с ее умом и связями была бы полезна для советской разведки.

Николаю Гнидюку было дано задание собрать о Лисовской необходимую информацию и постараться познакомиться с ней. Ему это удалось, правда, в данном случае он выступал под именем пана Болека.

Познакомившись с Лисовской ближе, Гнидюк открылся ей, сказав, что он партизан. Для Лидии это было полной неожиданностью. Она побаивалась пана Болека, у которого была репутация ловкого и напористого спекулянта, о нем Леон Метко говорил, что он сотрудничает с гестапо. Инженер Метко действительно так считал, поскольку не раз видел Болека в обществе агентов тайной полиции и слышал от них похвальные отзывы о нем.

Некоторое время спустя Лисовская рассказала Болеку, что немцы уничтожили всю ее семью и что она и ее сестра ненавидят фашистских офицеров до глубины души, хотя и принимают их у себя.

«Пусть только нам скажут – мы отравим любого из них», – заверила она.

– Все эти знакомства, – сказала Лидия, – спасают меня от угона на принудительный труд в Германию. Кроме того, есть еще одна причина…

Эта «вторая причина», вскользь упомянутая Лидией, привлекла особое внимание опытного разведчика. О ней был немедленно поставлен в известность Центр. Было высказано предположение, что Лисовская, возможно, сотрудничает с какой-либо польской националистической организацией за границей или с английской «Интеллидженс сервис». Тем временем Гнидюк начал получать от Лидии и Майи разведывательную информацию, но держал ее в резерве до уточнения личности пани Лисовской.

Через несколько дней из Центра пришло сообщение, в котором говорилось, что Лисовская еще до войны оказала советской разведке ряд серьезных услуг. Паролем для связи с ней были слова «Привет от Попова».

Из Центра поступило указание Кузнецову войти в контакт с Лисовской, но не раскрывать себя до тех пор, пока не будет уверенности, что ей можно доверять. В салон к пани Леле обер-лейтенанта Зиберта привел инженер Леон Метко. Представляя его хозяйке, Метко сказал:

– Обер-лейтенант Зиберт происходит из образцовой немецкой семьи. В святой войне за жизненное пространство и процветание третьего рейха он достойно представлял пруссаков и был награжден великим фюрером Железными крестами первой и второй степени!

Зиберт поклонился Метко в знак признательности и продолжил знакомство с гостями. Пока он этим занимался, Леон Метко по секрету шепнул Лисовской, что обер-лейтенант временно служит в организации, занимающейся реквизицией, и что денег у него – куры не клюют.

Лисовская с улыбкой заметила, что обер-лейтенант нравится ей не только потому, что он боевой офицер и обладает хорошими манерами, но и потому, что у него «такие же глаза, как у нее… только у Зиберта они более выразительные». Все засмеялись, почувствовав, что обер-лейтенант завоевал симпатию хозяйки.

– Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше! – произнес инженер Метко. Он строил планы увезти пани Лелу с собой в Германию, но последнее время ему казалось, что на этом пути ему мешает весьма импозантный капитан Людвиг Шпер, недавно переведенный в Ровно из Франции. Что касается Зиберта, то Метко не считал его своим возможным соперником, так как знал, что у него есть невеста, которая служит в рейхскомиссариате.

– Обер-лейтенант Зиберт – воспитанный и аккуратный человек, – сказал Метко пани Леле. – Он постоянно в разъездах, в Ровно бывает по нескольку дней в месяц, не больше. Ему приходится мотаться по отелям и квартирам с сомнительной репутацией. Поэтому он очень хотел бы свить где-нибудь «постоянное гнездо». Уверяю вас, вы не пожалеете, если сдадите ему одну из комнат в ваших апартаментах.

Лисовская согласилась, тем более, что немецкая комендатура могла в любое время вселить в ее трехкомнатную квартиру любого немецкого офицера.

Зиберт быстро стал своим человеком на улице Легионерской, 15. Квартира Лисовской стала для него еще одним убежищем.

По указанию командования отряда сестры продолжали свое специфическое сотрудничество с гестапо и абвером. В салоне пани Лисовской проводили свободное время офицеры и высокопоставленные чиновники. Здесь они не только пили, ели, развлекались. Они разговаривали! Интересные женщины, музыка, вино, коньяк развязывали языки. В салон стекалась самая различная информация военного, политического, экономического характера. Здесь распространяли сплетни о коллегах по работе, рассказывали фронтовые эпизоды, хвастались успехами на службе, ругали не очень высокое начальство, упоминали тайны, связанные с деятельностью советских подпольщиков, приводили различные случаи из жизни военнослужащих вермахта, обсуждали кадровые перемещения, рассуждали о новом тайном оружии, которое «полностью изменит ход войны в пользу Германии», говорили о настроениях среди солдат, о передвижениях войск и подготовке новых наступлений, о карательных экспедициях против партизан.

– Россия все же дикая страна, – меланхолично изрек холеный капитан Людвиг Шпер. – О, разумеется, – он галантно поклонился, – здесь имеются прекрасные женщины. Но, согласитесь, оказаться в России после Парижа – это более чем ужасно.

– Вас, что же, перевели сюда в порядке наказания? – ехидно спросил Метко.

– Какое там наказание, господин инженер. Пришел приказ на все подразделение сразу. Командир батальона майор Кун, узнав о приказе, напился до такой степени, что вывалился из автомобиля. Бедняга, сломал три ребра и ногу. До сих пор находится в госпитале.

– Где вы так загорели? – спросила Майя майора-танкиста, на лице которого светлели лишь зубы да волосы. – По всей видимости, отдыхали где-нибудь?

– Шила в мешке не утаишь, фрейлейн Майя, – рассмеялся майор. – Все меня об этом спрашивают, а некоторые даже с завистью. Хотел бы я, чтобы они так отдохнули и позагорали под африканским солнцем, в пустыне! Не понимаю, зачем нам нужен этот песок Африки. Это не для нас, европейцев. Слава богу, вся моя дивизия переброшена теперь на восточный фронт. Но рассказывают: здесь гораздо легче сложить голову.

– У каждого свои заботы, – заметил майор Франц Клюге, летчик. – Кое-кому, например, надо менять Ровно на Орел. Не очень это приятно, господа, хотя я и уверен, что вернусь оттуда с «дубовыми листьями».[11] У меня теперь новый самолет, он быстр, как пуля.

– Завидую вам заранее, – вмешался в разговор Зиберт. – Может ли быть большая честь для немцев, чем получить лично из рук фюрера награду за успехи в борьбе против большевиков!

Зиберт обнял Клюге и выпил с ним шампанского на брудершафт. Раздались спонтанные аплодисменты. Майя подошла к Клюге, поцеловала его в щеку и пожелала новых побед в небе.

Вечеринки и приемы в салоне пани Лисовской были важным источником информации для советской разведки.

Знакомство с Лисовской и Майей существенно расширило возможности Зиберта, особенно в том плане, что теперь он мог свободно, по собственному выбору, приглашать гостей в дом, который пользовался благосклонностью и хорошей репутацией у абвера и гестапо.