"Александр Сивинских. У всякой зверушки" - читать интересную книгу автора

мельком: "Копнуть, что ли, поглубже? Узнать, кто стянул журнал. Нет,
пожалуй. Обижать девчонок не годится. Сами небось потом сознаются". Потом я
вляпался в Таракана, получив в лицо чувствительную "струю вони" - его
пси-блок; скользнул по огороду, наконец, зацепил Анфису. Она дружелюбно
открылась, и я прозрел.
Первые впечатления, как всегда, были оглушительными: краски, запахи,
звуки... Мозаика небес и земли. Безумство полета. Пение ветра. Сладость
собственной силы, неутомимости. Мы заложили пируэт и устремились к темной
точке вдали.
Копытные тревожились не напрасно. Безусловно, это был хищник, грозный
хищник. Пожалуй, наиболее опасный из всех существующих в природе. Я и не
знал, что он может летать. Человек.
Его несло странное устройство: сверху шар из тонкого пластика, полный
горячего воздуха, снизу паутина из десятков тросов. Сам хозяин обосновался в
центре паутины, как мохнатый крестовик. Мы подобрались поближе... и я чуть
не "вылетел из седла" от изумления. Закутанная в меха, обвитая сетью тросов,
балансирующая внутри небольшой корзины с набором малопонятных устройств, под
шаром извивалась прекрасная, как мечта, девушка.
Девушка, ей-богу!
Причиной ее конвульсивных движений был крупный слепень, явно
облюбовавший летунью под носительницу кладки. Раздувшийся яйцеклад
насекомого, диаметром с мой мизинец, то являл наружу, то втягивал внутрь
зазубренный гарпун яйца. До "выстрела" оставались считаные секунды. Девушка
была обречена. Страшная судьба - носить в себе личинку слепня, полностью
парализующую собственную волю жертвы и пожирающую изнутри тело.
Ненавижу слепней!
Анфиса тоже не любила слепней. Но отнюдь не в гастрономическом плане.
Бросок, удар, хруст. По ветру закружились слюдяные крылышки. Я поспешил
покинуть стрекозиное сознание. Все, что требовалось, я уже узнал, а вот быть
Анфисой, хотя бы и частично, когда она кушает (по обыкновению,
пренеопрятно), - слуга покорный! Да и добыча была не в моем вкусе.
Обратный переход занял мгновение. В ушах еще скрипел крошащийся хитин,
когда я вынырнул в родном теле. Домашние напряженно изучали мои руки, держа
наготове запотевшую крынку. Я пошевелил пальцами, и тут же в рот полилось
освежающей прохладой молоко. Стянутые конопляной бурдамагой в жесткий узел,
голосовые связки расслабились, я закашлялся. Ненавижу этот момент: ручонки
дрожат, в животе непристойно урчит, а голос... Голос напоминает блеяние
новорожденного козленка, последнего в окоте.
Тем не менее домашние ждали отчета, и я вкратце ознакомил их с
результатами разведки.
Свиньи немедля заметались в поисках патронов к дробовику. Машка лишь
безразлично фыркнула. Дескать, чего там волноваться из-за глупой девчонки,
не сумевшей даже от мошки самостоятельно избавиться?
Ну а я... Я, конечно же, не был напуган. Был ли я безразличен? Где там!
Что угодно, только не безразличие колотило меня сейчас лихорадкой нервной
дрожи: мне предстояла встреча с первым живым человеком за столько лет. Да
что там, за всю жизнь! И с каким человеком...
Своих родителей я помнил настолько смутно, что подчас всерьез
сомневался, существовали ли они вообще. А унисы... Несчастные ночные
создания, бесполые и бессмертные, что следят за холодильными установками