"Константин Ситников. Санитар морга" - читать интересную книгу автора

рук, и она тут же, как удавка, обвилась вокруг моей шеи, едва не переломив
мой нежный, еще не вполне окрепший хребет, а равно и, выражаясь
фигурально, становой хребет всего человечества, каковым (хребтом) я, без
всяких сомнений, являлся. Справившись с пуповиной, я, заикаясь, спросил:
"Кто это обращается ко мне? И почему я тебя не вижу?" - "Почему, почему, -
пробурчал в ответ противный голос, - а потому, что ты не видишь дальше
собственного носа, да и носа своего ты тоже, сказать по правде, не видишь.
Кроме того, судя по всему, ты еще и непроходимо глуп, если до сих пор не
смекнул, что я твой брат, к тому же старший. Да-да, мы с тобой
одноутробные и, более того, однояйцевые братья-близнецы. Должен тебе
сказать, что я давно уже дожидаюсь, когда ты перестанешь дрыхнуть и
пускать пузыри через заднее отверстие". Признаться, мне очень не
понравился тон этого замечания, но еще меньше мне понравился его смысл,
возмутивший меня до глубины души, и я хотел было уже презрительно
отвернуться, но сообразил, что это было бы глупо, ведь мой сосед (кто бы
он ни был на самом деле) все равно ничего не мог увидеть в такой темноте,
к тому же мы были разделены хотя и тонкой, но прочной перегородкой. И
тогда, чтобы он не подумал, что может оскорблять меня безнаказанно, я
прижался лицом к самой перегородке и закричал: "Эй, ты, грубиян, кретин,
мудила, безмозглый осел и старый пердун! Если ты воображаешь, что можешь
болтать всякую чепуху и молоть разный вздор, то ты ошибаешься, и очень
сильно!" - И для внушительности я толкнул его через тонкую перегородку
кулаком в бок и пихнул пяткой под дых. Должно быть, этот бездельник,
посмевший назваться моим братом, да еще и старшим, не ожидал такого
решительного отпора с моей стороны, потому что в ответ он только проблеял
жалобно, как ягненок, и немедленно заткнулся. Я же, вполне удовлетворясь
произведенным впечатлением, с чувством исполненного долга, вернулся к
прерванному занятию, которое состояло в осмыслении моей незаурядной
личности, и некоторое время предавался ему со всем присущим мне
самоотречением и самоотверженностью.
Однако вскоре я почувствовал скуку. Я жаждал поделиться с кем-нибудь
мыслями о своей гениальности, ведь какой интерес в сотый раз говорить об
этом самому себе, если и так уже все знаешь? Хотя мне и не хотелось первым
начинать разговор, прерванный таким образом, но я все же ткнул кулаком в
перегородку и как можно более грубо сказал: "Эй, ты! Спишь, что ли? Давай
поболтаем." - "О чем?" - буркнул он довольно хмуро, но я все же
почувствовал, что ему очень хочется поговорить со мной (видимо, ему тоже
не улыбалось проводить время в одиночестве), что окончательно убедило меня
в его бесхребетности и заурядности. - "О чем угодно, - сказал я (не мог же
я прямо сказать, что хочу говорить о своей гениальности). - Ну, хотя бы
давай рассказывать друг другу забавные истории". - "Давай, - охотно
согласился он. - Только ты начинай, а то я ни одной истории не знаю, ни
забавной, ни какой". - "Ну, тогда слушай", - снисходительно ответил я и
объявил:
История об акселерации современной молодежи.
У одной женщины родилась двойня: мальчик и девочка. Мать купила для
них большую кроватку, в которой они лежали хотя и порознь, но вместе.
Когда они немножко подросли, они, как и всякие детишки в их возрасте,
принялись играться, залазить друг на дружку, кувыркаться и баловаться. Но
когда малышке исполнился год, у нее заболел животик. Его начало пучить, и