"Эптон Билл Синклер. Сильвия " - читать интересную книгу автора

наивность. Вернейший способ рассеять сомнения мужчины - это говорить ему
правду. Тогда вы можете быть уверены, что он вашим словам не поверит".
Леди Ди сообщала мельчайшие подробности этого искусства: как увлечь
мужчину, как давать ему свое слово и не давать в то же время полного
согласия, как держать его в надлежащем градусе, умело пуская в ход ревность.
И игры этой нельзя было прекращать после свадебного обряда, когда
большинство женщин по неразумию своему складывают оружие. "Женщина и спать
должна в полном вооружении", - говорила Леди Ди. Она не должна показывать
мужу, как сильно она его любит, она всячески должна стараться казаться ему
чем-то исключительным, чем-то недоступным и держать мужа в таком душевном
состоянии, чтобы одна улыбка ее казалась ему величайшим счастьем. "Женщины
нашего рода, - серьезно и веско говорила старуха, - славятся умением держать
под башмаком своих мужей, они даже никогда не скрывали этого. И я слышала от
деда вашего, генерала, что мужчине даже хорошо быть под башмаком, только бы
башмак этот был прекрасным".
Как видите, Сильвию усиленно дрессировали перед вступлением в свет.
Наибольшее, однако, внимание обращалось ее близкими на то, что они называли
"невинностью". В тех местах жили пылкие, необузданные, грубые люди,
совершались преступления, самые удивительные, самые ужасные истории, какие
только можно вообразить. Но когда в этих событиях присутствовал любовный
элемент, они тщательно скрывались от Сильвии. Один только раз табу было
нарушено. Случай этот произвел на Сильвию огромное впечатление. Дочь одного
из соседей убежала с молодым человеком, и домашние с ужасом, понижая голос,
говорили, что она ехала с этим человеком в спальном вагоне и, вместо того
чтобы обвенчаться до путешествия, они обвенчались лишь после путешествия.
Младший из братьев майора, дядя Мандевиль, шагал по веранде и
возбужденно (он был полупьян, чего Сильвия тогда еще понимать не могла)
говорил о согрешившей чете:
- Застрелить бы его следовало, застрелить, как собаку, следовало бы
этого негодяя.
И вдруг остановился перед испуганным ребенком. Он был гигантского
роста, и голос его гремел, как орган. Опустив свои руки на плечики Сильвии,
он торжественно произнес:
- Детка, я хочу, чтобы ты знала, что я готов жизнью моей защищать честь
женщин нашего рода. Поняла меня, детка?
И Сильвия с благоговейным страхом ответила:
- Да, дядя Мандевиль.
Достойный джентльмен был так растроган собственным благородством и
отвагой, что слезы выступили на его глазах. И, распаляя свои возвышенные
чувства, он патетично продолжал:
- Моей жизнью! Моей жизнью! И помни, что гордость Кассельменов в том,
что в роду их не было ни мужчины, нарушившего слово, ни женщины, покрывшей
позором свое имя.
Сильвия была тогда ребенком. Теперь молодая девушка была накануне
отъезда в столицу, и близкие решили, что пора посвятить ее в некоторые
деликатные вопросы. После долгих совещаний с тетками мать пришла к
необходимости исполнить одну из самых тягостных материнских обязанностей.
Эта история глубоко запечатлелась в памяти Сильвии, так как волнение матери
заразило ее. Миссис Кассельмен увела девушку в темную комнату и, опустив
глаза, будто собираясь исповедаться перед нею, торжественно начала: