"Иван Симонов. Охотники за сказками " - читать интересную книгу автора

в брюки, ремнем их накрепко подтянул. Не хотел, но в угоду матери взял свою
старенькую, изожженную искрами кепчонку, нахлюпил ее на рыжие упрямые вихры.
А меня отец повернул за плечи направо, налево. Прихлопнул легонько
ладонью по макушке:
- Хорош! Так сойдет.
Не нова, да по сердцу ему моя розовая рубашка, в два обхвата
перетянутая крученым поясом. А кисточки пояса, чтоб не болтались, в карман
штанов запрятаны. Так и в пути держатся.
- Подтянись! - слышу я негромкий голос Кости. Из-за Леньки Зинцова,
который идет впереди меня, не видно ни Павки, ни Кости.
Обидно признаваться, что ты ростом не дотянул до своих товарищей. Но
что поделаешь, если действительно не пришлось быть самым маленьким в этом
большом походе. И вся беда моя потому, что товарищи девяти лет поступили в
школу, а я, чтобы не отстать от них, семи лет захотел пойти. Так и в
походе - шагаю след в след за своими товарищами крайним позади.
"Старший" возглавляет нашу колонну, ведет неторопливо и ровно,
приберегая силы на дальний путь.
Рожь цветет. Зеленые колосья дымятся летучей пылью. Только раз в году и
увидишь их такими мягкими да размохнатившимися.
Две недели цвести, две недели наливаться, две недели созревать -
невольно приходит на память простой и точный деревенский подсчет.
"Значит, мы вернемся из лесного похода еще задолго до жнитва", -
прикидываю я.
С того года, как отец возвратился с гражданской войны и начал жить
своим хозяйством, есть в зеленодольском поле и наша полоса - две души с
четвертью. Четверть души - три лаптя с половиной в ширину загона - это я.
Это на мою долю прирезано земли на две обработки с плугом. К такой же
"четверти души" приравнены, конечно, и Ленька с Павкой.
Странно измеряются "души" в деревне. Зато любовью к жизни, этим нивам и
озерам, лугам и полям наши души самые богатые. И, проходя полем, с волнением
вспоминаю я, как отец впервые этой весной поставил меня за плуг, как лемех
мягко переворачивал пласты земли, словно листал страницы книги. И отец шагал
со мною рядом.
Прикидываю с тропинки: "Которая же наша полоса в этом поле?"
Но чтобы узнать ее, нужно обязательно на край поля зайти. Там, на
луговине, вырублена топориком навсегда памятная мета - три косые зарубки в
виде повалившегося направо печатного "и". Так помечен наш пай. Наступит
время, и выйдем мы с матерью на жатву с острыми зазубренными серпами,
погоним каждый свою "козу" - узкий рядок, что захватываешь в один заход.
Спина устанет - мать лечебное средство подскажет:
- Прокатись вперевертышки от того места, где жать начал, до того, где
кончил, - вот спина и перестанет болеть.
Покачусь я по колючей жниве, а мать выбирает на ладонь выбившиеся из
колосьев потемневшие крупные зерна спорыньи, смеется. Ей на мои старания
смотреть забавно, и хлеба радуют. На урожайной полосе и работать веселее. И
на нашу долю после похода в Ярополческий бор не только с серпом походить
достанется, но еще и сенокос захватим.
Три недели - такой срок выпросили мы у родных для лесного похода. И не
терпится скорее в Ярополческом бору очутиться.
"Хоть бы Костя прибавил шагу!" - мысленно поторапливаю я старшего.