"Жорж Сименон. Маленький человек из Архангельска " - читать интересную книгу автора

налево, что он еврей, но и не скрывал этого. Как только дело с женитьбой
было решено, он отправился к священнику церкви Сент-Сесиль, аббату Гримо, и
попросил себя окрестить. Почти каждый вечер в течение трех недель он брал
уроки Катехизиса в маленькой церковной приемной, где стоял круглый стол,
накрытый темно-красным плюшем с кистями. Там царил запах, пресный и сильный
одновременно, какого Иона ни раньше, ни потом никогда не встречал. Пока он,
как школьник, отвечал урок, аббат Гримо, родившийся на ферме в Шароле,
попыхивал сигарой и смотрел в пространство, что не мешало ему поправлять
ученика, когда тот ошибался. Иона попросил держать все в секрете, и
священник понял его. Тем не менее ему пришлось подыскать крестных
родителей, роль которых исполнили служанка кюре Жюстина и старый ризничий
Жозеф, в прошлом резчик, и Мильк сделал им хорошие подарки.
В церкви он поднес им еще по подарку. Он написал о своей женитьбе
Шепиловичу, но не посмел сообщить ни о своем крещении, ни о венчании в
церкви. Ему было приятно стать христианином - не только из-за женитьбы, но
и потому, что это приближало его к обитателям Старого Рынка, которые почти
все ходили в церковь.
Сначала он вел себя там немного скованно, некстати преклонял колени и
крестился, но потом привык и по воскресеньям занимал с Джиной одно и то же
место у прохода.
В это воскресенье Иона, впервые один, тоже пошел к службе. Когда он
направился к своему месту, ему казалось, что люди смотрят на него и
подталкивают друг друга локтями. Он не молился, потому что и раньше не
делал этого, но сейчас у него появилось такое желание: глядя на танцующее
пламя свечей и вдыхая запах ладана, он думал о Джине и своей сестре Дусе,
лица которой не знал. После службы люди собирались на паперти в группы, с
четверть часа на площади было оживленно и пестро от воскресных нарядов;
потом она мало-помалу опустела и до конца дня оставалась безлюдной.
В полдень Ансель, работавший по воскресеньям только утром, закрыл
ставни. Во всех остальных домах на площади ставни уже были опущены, за
исключением булочной-кондитерской - она закрывалась в половине первого.
Воскресенья Иона и Джина проводили во дворе - в хорошую погоду они
сидели там целый день. Летом из-за недостатка воздуха находиться в лавке
при закрытых дверях было практически невозможно, а если дверь открывали,
прохожие думали, что хозяева в воскресенье не отдыхают. Они проводили во
дворе не только вторую половину дня, но и обедали под ветвью липы,
свешивавшейся через стену Шенов. По стене вилась старая скрюченная лоза с
листьями, изъеденными ржавчиной, которая тем не менее каждый год приносила
несколько гроздей кислого винограда.
Мильки не раз пробовали завести кошку, но все они по какой-то
таинственной причине убегали. Собак Джина не любила. Она вообще не любила
животных и, гуляя с Ионой в деревне, опасливо косилась на коров. Не любила
она и деревню, и пешие прогулки. Никогда не стремилась научиться плавать.
Чувствовала себя в своей стихии, лишь когда ее высокие каблучки стучали по
ровной и твердой поверхности тротуара; тихие улочки, вроде той, где жила
Клеманс, внушали ей отвращение - ей нужны были суета, шум, пестрые витрины
и лотки. Если им с Ионой хотелось выпить, она выбирала не просторные кафе у
мэрии или на Театральной площади, а какой-нибудь бар с музыкальным
автоматом. Мильк купил ей радиоприемник, и по воскресеньям она выносила его
во двор, подключая через удлинитель к кухонной розетке.