"Жорж Сименон. Маленький человек из Архангельска " - читать интересную книгу автора

удавалось что-нибудь продать; в лучшем случае он обменивал несколько книг.
Иона машинально подровнял тома, взглянул на витрину и вошел в лавку, где
припахивало пылью и заплесневелой бумагой.
Ночью он не осмелился зайти к Клеманс, дочери мясника, но утром,
открывая лавку, увидел, что она идет за покупками, толкая перед собой
коляску с малышом, и решительно вышел навстречу.
- Доброе утро, Клеманс.
- Доброе утро, мсье Иона.
Она говорила ему "мсье", потому что ей было двадцать два, а ему -
сорок. В свое время она ходила в школу вместе с Джиной. Обе родились на
площади Старого Рынка. Джина была дочерью Палестри, зеленщика, который,
пока его жена торговала в лавке, развозил заказы на велосипеде с коляской.
- Хорошая погода! - бросил он, глядя на Клеманс сквозь очки с толстыми
стеклами.
- Да, обещают жару.
- Растет! - степенно заметил Иона, нагнувшись над мальчиком; для
своего возраста Пупу был очень крупный.
- По-моему, у него режется первый зуб. Привет Джине.
Было около девяти утра. Произнося последнюю фразу, Клеманс бросила
взгляд в глубину лавки, словно ожидая увидеть подругу на кухне. Она не
выглядела смущенной. Толкая коляску Пупу, подошла к бакалейной лавке Шена и
скрылась внутри.
Это значило, что Джина солгала; Иона был почти уверен в этом еще
накануне. Лавку он закрыл, как обычно, в семь часов, вернее, только
притворил дверь, не запирая ее: пока он не спал, ему было не выгодно
упускать посетителей - иные приходили обменивать книги довольно поздно. Из
кухни было слышно, как звенит колокольчик, когда дверь отворяется. Дом был
тесный - один из самых древних домов на площади Старого Рынка; на одном из
камней были вырезаны герб и дата: 1596.
- Обед готов! - крикнула Джина, и он тут же услышал скворчание
сковородки.
- Иду.
На ней было красное ситцевое платье в обтяжку. Он никогда не
осмеливался заговорить с ней об этом.
У Джины была полная грудь и пышные бедра; она всегда шила себе
облегающие платья и носила под ними лишь трусики и лифчик, так что при
движении сквозь платье вырисовывался пупок.
Она приготовила рыбу, на первое был щавелевый суп.
Они не застилали стол скатертью, а ели на клеенке; часто Джина даже не
давала себе труда достать тарелки, а ставила еду прямо в кастрюльке.
Вне дома, при посторонних, она была веселой, взгляд ее искрился
кокетством, рот смеялся - у нее были ослепительные зубы. Она была самой
красивой девушкой на рыночной площади - с этим соглашались все, иные,
правда, сдержанно или напустив на себя чопорный вид.
Наедине с Ионой лицо ее гасло. Иногда эта перемена становилась заметна
в тот миг, когда Джина переступала порог лавки. Она весело отпускала
вдогонку какому-нибудь прохожему последнюю шутку, но стоило ей повернуться
и войти в дом, как лицо ее теряло всякое выражение, походка менялась, и
если она еще покачивала бедрами, то уже с явной усталостью.
Случалось, они ели совершенно молча, торопливо, словно спеша