"Жорж Сименон. Я вспоминаю" - читать интересную книгу автора

Бутылка содовой стоит десять сантимов!
И только проспекты ничего не стоят, поэтому каждый день я ухожу домой
не с пустыми руками. Помню потрясший меня прекрасный, роскошно
иллюстрированный альбом на глянцевой бумаге. В нем были фотографии самых
разных спичек, зеленых - с желтыми, красными, синими головками, восковых
спичек, ветровых и так далее.
Но за проспектами нужно долго брести по нагретой пыли. А ведь в
Льеже, надо думать, не мы одни можем себе позволить только бесплатные
развлечения!
К четырем часам хлеб в сумочке подсыхает, масло впитывается в мякиш.
Этого вкуса мне тоже никогда не забыть. Какао в бутылке остыло; моя
благовоспитанная мама долго ищет железную урну, чтобы выбросить
замасленную бумагу.
Сама она ничего не ест, но не потому, что не голодна: в общественных
местах есть неприлично.
У Анриетты ломит в пояснице, особенно в те дни, когда приходится
брать меня на руки. Она постоянно боится потерять меня в толчее.
Говорят, ежедневно на выставке находят не меньше дюжины детей, за
которыми потом надо идти в канцелярию. Какой будет стыд, если с ней
случится подобное! И что скажет Дезире про жену, которая не умеет
последить за ребенком?
В шесть часов Дезире переходит мост и встречается с нами. Он не купил
постоянного абонемента и ждет нас снаружи, на площади Бовери, за
решеткой с позолоченными остриями поверху.
Он берет меня за руку или сажает на плечи. Улицы, подсиненные
сумерками, кажутся длиннее, чем по пути на выставку; пахнет потом,
пылью, усталостью; иногда я засыпаю прямо на плечах у отца, а мама
семенит рядом.
У нее были прекрасные часики, золотые, инкрустированные бриллиантовой
крошкой. Их подарил ей Дезире вместо обручального кольца: часы ведь
гораздо нужнее. Мама носила их на шее, на цепочке, по моде тогдашнего
времени.
Однажды на выставке, на сверкающем позолотой мосту, в густой толпе
зевак мы смотрели на каскад, а мимо бежал мальчишка-пирожник. Он зацепил
корзинкой за длинную часовую цепочку, и часики, инкрустированные
бриллиантовой крошкой, сверкнув на солнце дугой, перелетели через
парапет и упали в Маас.
Родители наняли за пятьдесят франков водолаза, но он не нашел часов.
С тех пор часов у Анриетты никогда уже не было. Теперь ей шестьдесят,
а она так и узнает время по электрическим часам на перекрестках. По сей
день вспоминает она о своих часиках с бриллиантами и о злополучном
мальчишке-пирожнике...
Бедная старенькая мама!
Мы подходим к дому. Мы уже на бульваре Конституции. Он обсажен
каштанами, вечерняя тень под ними гуще. Прохожих почти не видно.
Летние сумерки - в Льеже их до сих пор называют сумерниками; ноги
гудят от усталости, в горле пересохло, живот подвело от голода.
Кто несет наш ужин - небольшой промасленный сверток из колбасной
лавки?
Завидев дом, ускоряем шаги, точно у всех разом закружилась голова.