"Жорж Сименон. Четыре дня бедного человека" - читать интересную книгу автора

- Врешь.
Франсуа робел перед братом и ничего не мог с этим поделать. Десять лет
разницы когда-то много значили.
А не виделись братья, если не считать краткой встречи в Париже, лет
пятнадцать.
- Дай-ка твою рюмку.
- Не хочу.
- Дай рюмку! Ненавижу пить в одиночку. Ты обедал?
- Мы с Бобом обычно обедаем перед тем, как я иду в больницу.
- Готовишь ты? А кто моет посуду, и вообще?
- Поначалу на два часа в день приходила привратница.
- Со мной она была не слишком любезна. Тоже задолжал?
В комнате становилось жарко, хотя оба окошка были открыты.
Высунувшись, Франсуа глянул на большие часы, служившие вывеской для лавки
напротив. Они показывали половину десятого. Под часами слова, которые лезли
ему в глаза все годы, что он живет на улице Деламбра: "Пашон, наследник
Гласнера". На миг у Франсуа возникло желание еще чуточку высунуться и
рухнуть в пустоту, на тротуар, в круг света от фонаря, стоящего прямо под
его окном. Но Франсуа знал, что не сделает этого. Подойдя к столу, он
схватил наполовину выпитую бутылку.
- Наконец-то! - ухмыльнулся Рауль.
- Что - наконец-то?
- Ничего. Выпей, малыш. Помнишь день, когда наш дед Найль так
нализался, что обмочился в кухне?
Неожиданно для себя Франсуа нервно хихикнул.
- А наша святая мамочка еще незадолго до его смерти твердила: "Это не
правда. Просто к концу жизни он утратил рассудок". Помнишь, Франсуа? И еще
она утверждала, что состояние дед потерял по причине доброты душевной,
дескать, поставил переводную подпись на векселях нуждающегося друга.
Уверен, старина, что дед в тот вечер, когда подписывал векселя, был пьян
как сапожник. Впрочем, одно другому не мешает: его сестра кончила жизнь в
сумасшедшем доме.
- Это точно?
- А что, мать говорила другое?
- Меня она уверяла, что тетя Эмма умерла от плеврита.
- Послушать ее, так у нашего деда Лекуэна не было сифилиса.
- Рауль!
- Смотри-ка! Ты произнес это прямо-таки с мамочкиной интонацией. А
знаешь, ты похож на нее. И голову держишь как она, чуть набок, словно из
робости, словно извиняешься за свое присутствие. У тебя вечно такой вид,
словно ты входишь в церковь.
- Не смей говорить о маме!
- А о ком можно говорить?
Но Франсуа не смог ответить. Горло ему сжала спазма, глаза наполнились
слезами, и он схватился за грудь, как при позыве рвоты.


Глава 2

Его разбудило солнце - оно светило прямо в лицо.