"Клиффорд Д.Саймак. Последний джентльмен." - читать интересную книгу авторамог повернуть назад.
Сенатор сидел, развалившись в кресле, и Харингтон увидел, что в Джонсоне изменений нет. Он был таким же, как всегда, - серый непокорный хохолок, лицо словно высечено из дерева, корявые зубы, сгорбленные плечи гризли. - Вы знаете, конечно, - сказал Эпрайт, - что я всегда был одним из ваших верных читателей. - Я знаю это и горжусь этим. - У вас дьявольское умение: сцеплять слова спрятанными в них рыболовными крючками. Они входят в человека и остаются - ты помнишь их всегда. Он поднял свой стакан и сделал глоток. - Я никогда не говорил вам этого раньше - сказал он. - Не знаю, нужно ли, но, вероятно, лучше сказать. В одной из своих книг вы написали, что отличительный знак судьбы может лечь на одного человека. Если этот человек потерпит неудачу, писали вы, весь мир может погибнуть. - Да, кажется, я говорил так. У меня какое-то чувство... - Вы уверены, что не хотите больше? - спросил сенатор, протягивая руку за выпивкой. - Нет, спасибо. Неожиданно он подумал о другом месте и времени, где он тоже пил и какая-то тень в углу разговаривала с ним, - он впервые вспомнил об этом. Как будто это никогда не случалось с Холлисом Харингтоном... Это не могло случиться, но должно было случиться - и вот оно, холодное и резкое, всплыло в его мозгу. сенатор. - Очень странное обстоятельство... Вы, конечно, знаете, что я однажды решил уйти в отставку. - Знаю. - Как раз тогда я читал вашу книжку. Я уже написал заявление об отставке в связи с выполнением своих обязательств и собирался наутро отдать его в печать. И тут я прочел эту строчку и спросил себя - что, если я тот самый человек, о котором вы написали? Харингтон неловко зашевелился: - Не знаю, что сказать. Вы возлагаете на меня слишком большую ответственность. - Я не ушел в отставку, - продолжал сенатор. - Я разорвал заявление. Они молча посидели, глядя на огонь в очаге. - И теперь, - сказал Эпрайт, - снова такое же положение. - Я хотел бы помочь вам, - почти в отчаянии сказал Харингтон. - Хотел бы найти нужные слова. Но не могу. Я сам уперся в тупик. Я исписался. Мне ничего не осталось... Но он знал, что не это хотел сказать: "...я пришел сообщить о том, что кто-то другой пятнадцать лет живет в доме моей матери, что имя на могильной плите Корнелии вовсе не имя Корнелии. Я пришел взглянуть, не изменится ли и эта комната - и она изменилась. Она утратила многое из своего аристократического великолепия..." Но он не сказал это. Не было возможности. Даже такому близкому другу, как сенатор, он не мог об этом рассказать. |
|
|