"Роберт Силверберг. Царь Гильгамеш" - читать интересную книгу автора

семей в Уруке. Этот семейный клан давным-давно захватил для себя жречество
Шешгаль в храме Инанны, присмотр за рыбными садками и многие другие
высокие должности. Он был красив, с густыми волосами, тяжелой бородой и
по-царски величествен.
Однако в нем, казалось, было что-то мягкотелое и неприятное, и я не
понимал, почему его выбрали царем. Глаза у него были небольшие и совсем
без блеска, губы толстые, а кожа была совсем как у женщины. Мне
представлялось, что каждое утро он велит натирать себя маслами. Я презирал
его с первой секунды его правления. Может быть, я ненавидел его просто
потому, что он стал царем вместо моего отца; но наверно не только за это.
Сейчас я не питаю к нему никакой ненависти. К неумному Думузи у меня
только жалость: он был всего лишь игрушкой богов гораздо больше, чем
кто-либо из нас.



3

Теперь моя жизнь резко изменилась. Дни игр были окончены, начались дни
моего обучения.
Поскольку я был царевичем рода Лугальбанды и Энмеркара, мне не пришлось
посещать простонародный дом табличек, где сыновей торговцев, храмовых
управителей и надсмотрщиков обучали письму. Вместо этого я каждый день
приходил в маленькую комнатку с низким потолком в древнем маленьком храме
недалеко от Белого Помоста, где жрец с бритым лицом и такой же головой вел
уроки для восьми или девяти высокорожденных мальчиков. Мои одноклассники
были сыновьями правителей, послов, генералов, высших жрецов, они были
очень высокого мнения о себе. Но я-то был сыном царя.
Это послужило причиной многих моих трудностей. Я привык к привилегиями,
к тому, что мне все уступали, и я требовал соблюдения моих, обычных прав.
Но в классе прав у меня не было. Я был высок и силен, но не был ни самым
большим, ни самым сильным, потому что кое-кто из мальчиков был на пять, а
то и на шесть лет старше. Первые уроки, которые мне пришлось усвоить, были
очень болезненны.
У меня было два главных мучителя. Одного звали Бир-Хуртурре, сын
Лудингирры, что был колесничим моего отца и ушел в погребальную яму спать
подле него. Другой был Забарди-Бунугга, сын Гунгунума, высшего жреца На.
По-моему, Бир-Хуртурре держал на меня зло из-за того, что его отцу
пришлось умереть, когда почил мой отец. Что не поделил со мной
Забарди-Бунугга, я так до конца и не понял, хотя, возможно, причиной была
зависть, которую его отец питал к Лугальбанде. Эти двое решили, что мои
права и привилегии, принадлежащие мне по рождению, должны прекратиться,
когда корона перешла к Думузи.
В классе я занял первое сиденье. Это было мое право. Бир-Хуртурре
сказал:
- Это сиденье мое, о сын Лугальбанды!
В его устах "сын Лугальбанды" прозвучало, как если бы он сказал "сын
навозной мухи" или "сын мусорщика".
- Это мое сиденье, - спокойно ответил ему я. Мне это казалось
самоочевидным и не нуждалось в объяснениях.