"Роберт Силверберг. Добрые вести из Ватикана" - читать интересную книгу автора

молодежи. Весь мир получит мощный религиозный импульс.
- И вы можете себе представить, как 250 роботов с лязганьем вваливаются
в собор святого Петра? - стоит на своем мисс Харшоу.
Я разглядываю далекий Ватикан. Утреннее солнце сияет и слепит, но
собравшиеся кардиналы, толстыми стенами отгороженные от мира, не могут
насладиться его веселым блеском. Сейчас они все уже проголосовали. Вот
поднимаются трое из них, избранные сегодня утром для подсчета голосов.
Один поднимает потир и встряхивает, перемешивая бюллетени, потом ставит
его на стол перед алтарем. Второй достает бюллетени и пересчитывает,
подтверждая, что число их соответствует числу присутствующих кардиналов.
Теперь бюллетени перекладывают на дароносицу, используемую во время мессы
для освященного хлеба. Первый кардинал достает бюллетень, разворачивает и
читает, потом передает второму, который тоже читает, и наконец бюллетень
попадает в руки к третьему, который зачитывает имя вслух. Асквига?
Карциофо? Кто-то еще? _Он_?!
Раввин Мюллер разглагольствует об ангелах:
- ...есть еще ангелы престола. Их семьдесят, и все они отличаются
главным образом своей стойкостью. Например, Орифиель, Офаниель, Забкиель,
Иофиель, Амбриель, Тихагар, Бараель, Келамия, Пасхар, Боель и Раум.
Правда, не все они сейчас на небесах: некоторые причислены к падшим
ангелам и находятся в аду...
- За стойкость, видимо, - замечает Кеннет.
Наверняка они уже закончили подсчет бюллетеней. Огромная толпа
собралась на площади Святого Петра. Солнце отражается в сотнях, если не в
тысячах стальных черепов. Видимо, это самый необыкновенный день для
роботов - жителей Рима. Но все же большинство на площади - создания из
плоти и крови: старые женщины в черном, долговязые молодые
воры-карманники, мальчишки с собаками, упитанные продавцы сосисок, поэты,
философы, генералы, законодатели, туристы, рыбаки. Как прошел подсчет?
Скоро узнаем. Если ни один из кандидатов не набрал большинства голосов,
то, прежде чем бросить бюллетени в камин, они смешают их с мокрой соломой,
и из дымохода появится черный дым. Если же папа избран, солома будет
сухой, и пойдет белый дым.
Вся эта процедура созвучна моей душе. Она мне импонирует. Подобное
удовлетворение я получаю от всякого совершенного творения искусства - будь
то аккорды из "Тристана" или зубы лягушки в "Искушении святого Антония"
Босха. С трепетом я жду исхода. Я уверен в результате, и уже чувствую, как
неодолимое чувство восторга просыпается во мне. Но одновременно я еще
испытываю и какое-то ностальгическое чувство по тем временам, когда папа
был из плоти и крови. В завтрашних газетах не будет интервью с престарелой
матерью его святейшества, живущей на Сицилии, или с его тщеславным младшим
братом из Сан-Франциско. И повторится ли когда-нибудь еще эта великолепная
церемония избрания? Понадобится ли когда-нибудь другой папа? Ведь того,
которого мы скоро получим, в случае чего легко будет отремонтировать.
О! Белый дым! Настал момент откровения!
На балконе, что на фасаде собора святого Петра, появляется какой-то
человек. Он расстилает золототканую дорожку и исчезает. Она ослепительно
сияет, напоминая мне лунную дорожку, застывшую в холодном поцелуе с морем
в Кастелламаре. Или полуденное сияние, отражающееся в карибских водах у
берегов Земли святого Иоанна. На балконе появляется второй человек в