"Роберт Сильверберг. Книга Черепов" - читать интересную книгу автора

пластика.
- Комнаты слева, - говорит она, одновременно прогоняя карточку через
машину, и, покончив с этим делом, полностью от нас отключается, уставившись
в стоящий на стойке японский телевизор с пятидюймовым экраном.
Мы направились налево к нашим номерам, миновав пустой бассейн. Надо
поторопиться, не то пропустим ужин. Бросили шмотки, плеснули водой в
физиономии и побрели в кафе. Наша официантка - сутулая, жующая резинку -
вполне могла сойти за сестру дежурной администраторши. И у нее был долгий
день: когда она наклонилась, чтобы громыхнуть перед нами серебряными
приборами о пластиковую столешницу, от нее пахнуло едким женским запахом.
"Чего желаете, мальчики?" Ни "escalopes de veau", ни "са-neton aux cerixes".
Лишь гамбургеры не первой свежести да жирный кофе. Мы молча поели и
безмолвно поплелись в свои комнаты. Прочь пропотевшую одежду. В душ. Сначала
Эли, потом я. Дверь, соединяющая наши комнаты, легко открывается. Позади
слышится глухой шум: обнаженный Оливер, стоя на коленях перед телевизором,
крутит ручки. Я наблюдаю за ним: тугие ягодицы, широкая спина, между
мускулистых бедер болтаются гениталии. Подавляю извращенные, похотливые
мысли. Эти трое вполне решили проблему сожительства с соседом-бисексуалом:
они сделали вид, что моя "болезнь", мое "состояние" как бы не существуют, из
этого и исходят. Основное правило широты взглядов: не делать скидок на
неполноценность. Делать вид, что слепой видит, что черный - на самом деле
белый, что голубой не ощущает никаких позывов при виде Оливеровой гладкой
задницы. Дело не в том, что я хоть единожды приставал к нему. Но он знает.
Он знает. Оливер не дурак.
Почему мы сегодня вечером впали в такое подавленное состояние? Отчего
утрачена вера?
Должно быть, источником такого настроения стал Эли. Весь день он был
мрачен, погружен в бездны экзистенциального отчаяния. Думаю, это уныние
носило сугубо личный характер, а причиной его возникновения стали трудности
Эли в общении с непосредственным окружением и космосом в целом, но оно
незаметно, потихонечку распространилось и заразило нас всех, приняв форму
мучительных сомнений:
1. Зачем мы вообще затеяли эту поездку?
2. Что мы в действительности хотим получить?
3. Можем ли мы надеяться найти то, что ищем?
4. А если найдем, то захотим ли этого?
Так что все должно начаться сызнова - все эти самокопания, внутренний
раздор. Эли извлек свои бумаги и начал их внимательно изучать: рукопись его
перевода "Книги Черепов"; ксерокопии газетных вырезок, приведших его к мысли
о том, что с древним невероятным культом, священной книгой которого может
оказаться найденная рукопись, связано определенное место в Аризоне; куча
всяких дополнительных материалов и справок. Через некоторое время он
оторвался от бумаг и заговорил:
- "Все, что доселе известно медицине, ничто в сравнении с тем, что
предстоит открыть... мы смогли бы освободиться от множества недугов тела и
души и, возможно, даже от бессилия старости, если бы обладали достаточными
знаниями об их причинах и обо всех лекарствах, дарованных нам природой". Это
из Декарта, "Рассуждения о методе". А вот еще одно место из Декарта, из его
письма отцу Гюйгенса: "Никогда не заботился я так, как сейчас, о сохранении
самого себя, и, хотя я раньше считал, что смерть может украсть у меня не