"Дэниел Сильва. Под конвоем лжи " - читать интересную книгу автора

для себя свод твердых, почти суровых жизненных правил. А сегодня отступила
от него: слишком долго работала на натуре, слишком поздно собралась домой.
Оторвав, наконец, палец от расписания, она поднесла его к щеке и
озабоченно нахмурилась. У тебя отцовское лицо, часто говорила ей мать с
таким видом, будто это вызывало у нее самое настоящее отчаяние, - высокий и
широкий лоб, большой аристократический нос, раздвоенный подбородок. Хотя
Беатрис было всего лишь тридцать, в волосах у нее пробивалась заметная
седина.
Она и впрямь не могла решить, что ей делать. До ее дома в Ипсвиче было
более пяти миль - слишком далеко для прогулки. Ночь только начиналась, и на
дороге еще продолжалось движение. Возможно, кто-нибудь согласится ее
подвезти.
Вздох у нее получился все же очень тяжелым. Облачко тумана повисло
перед губами, но тут же улетело прочь, подхваченное порывом холодного ветра
с болот. По небу неслись клочковатые тучи, то и дело закрывавшие яркую,
почти полную луну. Беатрис вскинула голову и увидела вокруг ночного светила
блестящий круг - гало, - говорящий о наступлении мороза. Она впервые ощутила
холод, и ее непроизвольно передернуло.
Она подхватила с земли свои вещи: кожаный рюкзак, чехол с холстами и
сложенный и перевязанный ремешком видавший виды мольберт. Она провела весь
день, делая этюды долины реки Оруэлл. Живопись была ее единственной любовью,
а пейзажи восточной Англии - единственным объектом интересов. Следствием
этого являлось наличие частых повторений в ее работах. Матери Беатрис
нравилось видеть на живописных полотнах людей - уличные сценки,
переполненные кафе. Однажды она даже предложила дочери пожить некоторое
время во Франции, чтобы усовершенствоваться в живописи. Беатрис отказалась.
Она любила эти болотистые равнины, дамбы, протоки и плесы, трясины,
раскинувшиеся к северу от Кембриджа, и холмистые пастбища Суффолка.
Но делать было нечего, и она, преодолевая неохоту, направилась в
сторону дома. Несмотря на груз, она в бодром темпе шла по обочине дороги.
Она носила мужскую хлопчатобумажную рубаху, измазанную, как и руки хозяйки,
красками, толстый свитер, в котором она сама казалась себе похожей на
игрушечного мишку, драповое пальто со слишком длинными рукавами и брюки,
заправленные в ботинки-веллингтоны. Вскоре она вышла из области досягаемости
желтого искусственного освещения, и ее поглотила темнота. Она шла во мраке
по пустой сельской дороге, не испытывая никаких дурных предчувствий. Ее
мать, постоянно переживавшая из-за продолжительных одиноких прогулок дочери,
не раз предостерегала ее насчет опасности подвергнуться нападению
насильника. Беатрис же воспринимала такую опасность как нечто совершенно
невероятное.
Она вновь почувствовала озноб и подумала о своем доме, большом доме на
окраине Ипсвича, доставшемся ей по наследству после смерти матери. За домом,
в конце аллеи, она выстроила студию, оснащенную множеством осветительных
приборов, и проводила там большую часть времени. Для нее не было ничего
необычного в том, чтобы провести день, а то и два, не перемолвившись ни
словом с кем-либо.
Все это, и много больше того, было известно ее убийце.
Не прошло и пяти минут, как Беатрис услышала за спиной рокот мотора.
Какой-нибудь торговец, подумала она. Судя по хриплому неровному звуку,
старый грузовичок. Беатрис смотрела, как лучи фар, словно свет восходящего