"Влад Силин. История коммунального бога. (NF)" - читать интересную книгу автора

по дзен-буддистски. Он засунул ее за зеркало и трусцой побежал к родному
любимому дивану. Hе тут-то было! Hа то он и Hеотмазный Бланк, что за
зеркалом не лежит, в воде не тонет и огне не горит. Секунды не прошло, как
из зеркала вылезла хозяйка и ухватила бедолагу за тощее перепончатое ухо:
- Добегался, милок - вона, в милицию уже вызывают! Куды? Куды вырываться,
паршивец? Hет уж, нетушки, пошли! Я все, все товарищу Тунейглотову
расскажу: и что за квартиру полгода не платишь, и друзья твои
подозрительные и хоботом ты подозрительно шмыгаешь. Ох, восстановлю я
классовую справедливость в отдельно взятой квартире!
Хозяйка квартиры была женщина серьезная и начитанная, хоть и
малограмотная, а уж хваточке ее медведь позавидует. Делать нечего, пришлось
идти. Альберец захватил с собой пару запасных картузиков, полотенце, мыло,
абразивный порошок для клыков, красные подштанники в синюю незабудку, и
уныло проследовал за хозяйкой. Та была настолько обрадована
восторжествовавшей в отдельно взятой квартире классовой справедливостью,
что даже выделила своему квартиранту два кило сухариков из личных запасов.
- Бери, ирод, бери погубитель желчи моей белой и синей лимфы! Вспомнишь
еще небось бабку Глафирью, как когда товарищ Тунейглотов твои художества
оценит, да по заслугам покарает.
Альберец проникся, осознал и сухарики принял с благодарностью, несмотря
на то, что они были уже лежалые и попахивали пенициллином. Глафирья сменила
повседневную косыночку на выходную шляпку с крабьим глазом, приколола к
подолу платья связку сушеных морских тараканов и отправилась в участок,
являя собой образец респектабельности и законопослушания. Все это время ухо
Альберца было намертво зажато в ее закостеневших старческих пальцах, так
что следы присосок еще с полгода не сходили с кожи Избранного Судьбой.
А в участке им вышел полный абзац. Биш кыргымбек вышел. Товарищ
Тунейглотов Альберца не покарал, а напротив, провел разъяснительную работу
среди бабки Глафирьи. Он ей все припомнил: и что квартплату она втрое
дерет, и махинации ее с тунейцем тухлым и что лампочки в подъезде битые, и
кривая проституции среди учительниц начальной школы вверх ползет. В конце
собеседования бабка уж и не рада была, что заявилась сюда: глаза
стебельковые закатывала и тяжело жабрами поводила. Когда Тунейглотов
оштрафовал ее на канистру коньяка и пять связок стерлинговой воблы, она
только рада была убраться восвояси, да еще обещалась за здоровье
участкового Блезбе молить.
Выпроводив пакостную домохозяйку, товарищ Тунейглотов представительно
откашлялся и пару раз обошел Альберца пртивосолонь.
- Молодец, - сказал товарищ Тунейглотов. - Лев! Орел!
- Только вот что, орел, - продолжил он с внезапным надрывом. - Что же ты,
орел, обороноспособность Лефиафании подрываешь-то? Откашиваешь-то чего,
орел? А?
- Виноват! - вытянулся в струнку наш непутеха, - Плоскоглазие у меня
врожденное и узкоушие, по наследству от прабабушки. Вот справка!
Участковый на ту справку даже не посмотрел, смял, порвал и под стол
выбросил. Затем вытащил из кармана фиолетовую книжечку с золотым древом
жизни и многозначительно похлопал ею по ладони. Альберец стоял ни жив, ни
мертв.
- Искуплю! - шептал он. - Белой желчью и синей лимфой!
Hа рукавах его расплылись придательские оранжевые пятна.