"Александр Силецкий. Пустырь... Лизавета" - читать интересную книгу автора

мутные и слезящиеся, налились кровью, лицо перекосила гримаса злобы и
пьяного торжества. Он пошатнулся, затем схватил со стола пустую алюминиевую
кружку и с силой запустил ею в Лизавету - не попал, и этот промах разъярил
его совершенно.
Он отшвырнул ногой табурет - по комнате прошлось гулкое эхо - и вдруг
рванулся к Лизавете, вытянув руки и растопырив пальцы.
- Убью, убью! - хрипел он натужно, и по губам его стекала вязкая
слюна. - Я те покажу!.. Стервь! Гнида! Мужа не любишьs Убью!
Он на удивление ловко вцепился ей в горло левой рукой, а правой
принялся зверски колотить, раздирая на ней платье, - она молчала и,
странное дело, даже не пыталась отстраниться, защититься как-нибудь, она
словно принимала это - все вместе: и боль, и унижение, и страдание духа как
неизбежное, необходимое, что ли, противленье оставляя где-то там, впереди,
в никогдаs
Нас это потрясло: избивали женщину, просто так, ни за что, пьяная рожа
втаптывала в грязь покорности и самоотчуждения другого, в сущности, родного
человека, и уж этого мы стерпеть не могли.
Не сговариваясь, мы вскочили и кинулись к ним: я с одной стороны,
Сергей - с другой, оторвали мерзавца от жены и усадили на место.
Он повиновался моментально, будто бы и ждал только нашего
вмешательства, не проронил даже словечка, когда мы водворили его на
табурет, а после, бездумно поморгав сощуренными глазками, вдруг уронил
голову на стол и захныкал, не заплакал, не устроил пьяной истерики - именно
тихо захныкал, раскачиваясь всем телом.
Лизавета, осознав, что беда миновала, поспешно оправила на себе
застиранное синее платье с оборочками, шмыгнула в угол за печкой и
затаилась там, как загнанный зверек, повернув исцарапанное лицо к стене.
Все это время, пока длилась катавасия, сестра стояла возле двери,
равнодушно, привычно наблюдала да только изредка кивала, словно соглашаясь
с какими-то своими потаенными мыслями.
А потом, немного погодя, когда все угомонились, она подошла к нам и
долила в кружки молока и, подумав чуть, дала еще по куску черствого пирога.
Наверное, в этом и заключалось ее невысказанное и, трудно сказать точно -
сердечное ли - "спасибо".
Впрочем, мы другого уже и не ждалиs
Через полчаса наша хозяйка, убрав со стола нехитрую посуду, объявила:
- Ну, а теперь, ребятки, спать. Лавок-то хватит. Вот только укрытьсяs
- Ничего, - с натужной бодростью откликнулся Сергей, - переспим
как-нибудь. И под открытым небом ночевали. Это, как назло, сегодня тучи
нашли, того и гляди польет. А то бы ни за чтоs
- Да, - кивнул я, - все нормально. Нам ведь только эту ночьs
Женщина не возражала и принялась расталкивать все еще хнычущего
сестриного мужа, который долго отмахивался и, матерясь, харкая в пол,
стонал что-то про долю свою горькую: не любят меня, не уважают, не ценят, а
я ведь в лагере охранником служил, чтоб вам, заразам, было хорошо,
служебные контузии имею и медаль, считайте - инвалидs
Он никак не мог понять, чего же, собственно, от него добиваются, но
наконец что-то сработало в его хмельном мозгу, и тогда он медленно встал,
бормоча: "Оладушков, стерва, не дала, зажилилаs"
Проковылял к лавке под иконой, а женщина шустро проскочила вперед, уже