"Александр Силецкий. Потешный двор" - читать интересную книгу автора

бадминтон, и в салочки, и в карты, как ни твердили нам со всех сторон об их
пагубном и растлевающем влиянии, и даже по-детски, с уклоном во взрослость,
крутили дворовую любовь, но обязательно, каждый день, хотя бы в течение
часа, мы отводили душу на Левушке. Он все терпел и ни на что не обижался, и
это придавало нам смелости или, если хотите, хамства.
Он был для нас юродивым, своего рода живой игрушкой, на которой можно
вымещать свою жестокость, а такие игрушки людям нужны, особенно - в
детстве.
Нас тогда абсолютно не тронула Левушкина трагедия, мы видели перед
собой одного лишь этого дурачка, и его фигура, колоссальная в своей
нелепости, заслоняла от нас все остальноеs
И только когда Левушка скрылся в подъезде, и дверь захлопнулась, едва
не проломив ему череп, - знаете, крепят порой эдакие злющие пружины, из-за
которых дверь трахается об косяк со звуком, точно у тебя над ухом пальнуло
хорошее дальнобойное орудие, - только тогда мы впервые вдруг почувствовали,
смутно испытали нечто вроде сострадания к нему, да и то сострадание это
относилось, если честно говорить, не к настоящему моменту, а скорее к некой
вымышленной ситуации: что бы, предположим, случилось, проломи дверь сейчас
и в самом деле ему голову, - ведь не стало бы нашего Левушки, и мы
вообразили, как он лежал бы в постели в горячечном бреду, все с той же
улыбкой на лице, и медленно умирал, даже не понимая, что с ним такое
происходит, и нам сделалось жалко Левушку, впрочем, опять не совсем верно,
мы пожалели больше себя, потому что не представляли своей жизни без этого
дурачка, и образ умирающего Левушки сразу же навел нас на мысль о его
отце - вот уж кто отдал концы по-настоящему, без всяческих ухмылок и
помаргиваний, и мы подумали, что мать должна теперь одна растить Левушку,
который в свои шестнадцать лет и третий-то класс с трудом кончал, и нам
всем тогда стало - правда же! - немножечко не по себе.
- Вот ведь, - сказал Моня Кацман, - нехорошо вышло.
Мы промолчали.
- Но он все равно дурак, - добавил Моня, - ничего не понимает.
Все вздохнули.
- Это-то и плохо, - сказал я наконец.
- Мать жалко, - тоненько шмыгнула носом (у нее круглый год насморк,
наверное, с самого рождения) Алевтина Дуло. - Одна осталась. С эдаким
сыночкомs
- Теперь всему дому растрезвонит, - насупился Артем, ковыряя носком
ботинка землю. - Все теперь будут думать, что мы скоты какие-то.
- А ты и есть скот, - заметил я. - Кто первый придумал эту историю с
лужей?
- Я не знал, что у него отец умерs
- А если б не отец, так, значит, можно? - спросил Гошка, наклоняя
голову, словно собираясь боднуть Артема. - Нечего сказать, хорош!
- Катись ты, знаешь куда?! - разозлился Артем. - На себя бы посмотрел.
Все вы ничуть не лучше. Обрадовались, на кого свалить можно.
- Никто и не собирался валить, - обиделась Маринка. - Но сейчас
виноват был ты.
- Как будто сегодня в первый раз мы этого дурошлепа и встретили!
- Так какие будут оргвыводы? - вспомнив фразочку из недавно виденного
кинофильма, вмешался я. - А то все говорим да говоримs