"Александр Силецкий. Потешный двор" - читать интересную книгу автора

Силецкий Александр

Потешный двор


Левушка был законченным кретином.
Одного взгляда на его тупую рожу доставало, чтобы убедиться в этом.
Собственно, парень-то он был вовсе неплохой, по крайней мере
нешумливый и, что отмечали абсолютно все, вполне безвредный.
И хотя ему стукнуло уже шестнадцать и любому из нас за все наши
издевательства над ним он мог по шее накатать в два счета, на самом деле он
ни разу никого и пальцем не тронул, и не оттого, что трусил, - просто был
он редкостно спокойным человеком, вот ты хоть в лепешку расшибись, а все
равно не выведешь его из себя.
Теперь-то я понимаю, какие дураки мы были тогда, дураки и свиньи,
орава тупых самодовольных сопляков, которые людскую доброту ни в грош не
ставили, а присмиревали лишь тогда, когда на нас кто-нибудь жаловался или
орал.
Конечно, Левушка был смешон: непомерно большой и толстый, нечесаный, с
какою-то пародией на человеческое лицо, вечно покрытое прыщами и зеленкой,
но уже с намеками на скорую щетину, страшно неуклюжий и медлительный, он
постоянно глупо улыбался, моргал своими круглыми, с белесыми ресницами,
глазенками да изредка почесывал макушку, что бы с ним при этом ни
происходило.
Его можно было ущипнуть, уколоть, обжечь, облить водой, толкнуть или
стукнуть - реакция у него на все была одинаковая и совершенно
феноменальная.
В таких случаях он медленно поворачивался в твою сторону, несколько
времени рассеянно глядел, как бы собираясь с мыслями, а затем, блаженно
ухмыльнувшись и почесав затылок, изрекал:
- Ишь тыs
И все.
Ничего другого за все годы моего знакомства с Левушкой я не слышал.
Даже когда у него умер отец, Левушка остался искренне невозмутим.
Помню, он появился тогда во дворе, степенно прошествовал к своему
излюбленному месту возле клумбы и остался стоять там часа на полтора,
только время от времени крутил головой да повторял эти два магических
дурацких слова, и никто не мог бы подумать, даже на мгновение предположить,
что у него стряслось дома, и мы издевались на Левушкой все полтора часа,
как умели, покуда наконец Артем, мой младший брат, не догадался брякнуть
как бы невзначай - уж он-то знал, какой-то пакостной недетской мудростью
улавливал, когда что надо говорить, молниеносно ориентируясь в любой
обстановке (а обстановка в тот раз была для него самая подходящая: с утра
прошел дождь, и дом наш новый, и двор у него не двор, а натуральный
колдобистый пустырь, одно только название, и ямы после строительства
остались такие, что охо-хо, целые окопы, мы в них частенько прятались и
исподтишка, затяжки по три, не дай бог больше, чтобы дух табачный до
родителей не дошел, покуривали сигареты, "Астру" или "Приму", не важно что,
а после того утреннего дождя во всех колдобинах и канавах собирались
отвратительные грязные лужи, к дому не подойдешь, да и на машине не ко