"Притяжение страха" - читать интересную книгу автора (Бароссо Анастасия)

Глава 24 ВЫБОР

Ветер свирепствует. Рвет с креплений рекламные растяжки над улицами, извещающие туристов и население об очередных празднествах «Сардана», назначенных на октябрь. И ливень, словно вселенский потоп, заливает Барселону.

Черное небо кажется еще чернее от огней, горящих внизу. От неонового света витрин, фонарей и рекламы. И от подсветки, искусно подчеркивающей величественную красоту ночной SAGRADA FAMILIA.

Волосы Себастьяна и Стефании развеваются, словно гривы взбесившихся гнедых коней.

Какой пронизывающий холод… Мокрая одежда облепила тело ледяной тяжестью. Словно в помощь железным рукам, которые все так же сдавливают грудную клетку.

Юлия приходит в себя от ветра, хлещущего по щекам.

И слышит, как Себастьян кричит что-то Антонио, который неестественно выгнулся в таких же, видимо, стальных, как у Себастьяна, руках Стефании. Во мраке, почти не видно их лиц. Только темные силуэты и светящиеся белки глаз.

Сквозь свист ветра прорывается голос Себастьяна, а потом она с ужасом видит, как Антонио протягивает вперед руку с зажатым в ней тубусом.

— Нет!!!

Она хочет крикнуть это, но не может. Голос не вырывается из стиснутой груди, а только жалобный хрип, который никому не слышен, даже ей самой, обдирает горло.

Но, словно эхо непроизнесенного ею слова, усиленное в десятки раз, над площадью SAGRADA FAMILIA гремит другой голос:

— No!!!

Черная тень на миг укрывает мраком огни реклам и сияние подсветки.

И в этот миг, напротив них, на другом конце плоской обзорной площадки на вершине башни… появляется еще одна фигура. Серебро волос и серебро взгляда. И властная мощь голоса, что грохочет, не страшась свиста ветра.

— Остановись! — приказывает он.

— Вряд ли… Даже не надейся… — обещает Себастьян Юлии на ухо, а потом кричит в мерцающую огнями темноту:

— Дон Карлос! Добро пожаловать! Я снова делаю за тебя твою работу!

Он вдруг приподнял Юлию от пола и потряс ее в воздухе перед собой. Словно она была тряпичной куклой с плохо пришитой к туловищу головой, болтающейся на некрепких нитях.

— Посмотри, как успешно, я воплощаю в жизнь твои планы!

— Что ты знаешь о моих планах — ты, жалкий вампир?!

Звук его голоса, несомненно, обладает магической силой — а иначе, почему руки Себастьяна дрогнули, ослабив стальное кольцо вокруг ее тела? Это дало Юлии возможность глотнуть влажного воздуха, остро пахнущего озоном… Облегчение от этого вдоха, наполнившего легкие — ничто по сравнению с радостью, наполнившей Юлию при одном только звуке этого голоса.

— Тварь, живущая лишь благодаря мне и крови бедняг, купленной за деньги, данные мной! С кем ты себя равняешь? Я — исчадие ада, тот, кто сам себя проклял и тем самым стал одним из избранных существ, обладающих истинной властью. А ты существуешь лишь по милости женщины, не пожелавшей смириться с твоей смертью… Ты не способен даже оценить шанс, данный тебе!

— Сейчас мы посмотрим, — Себастьян крепче сжимает грудь Юлии, заставляя ее хватать ртом воздух, — может быть, я окажусь способным хоть на это?!

Одной рукой Себастьян откидывает голову Юлии назад. Еще немного, и он бы сломал ей шею… И лучше бы он это сделал. Белые клыки, длинные и острые, как иглы — все, что видит Юлия перед тем, как закрыть глаза.

Все произошло в долю секунды.

Антонио дернулся в руках Стефании, горестно застонал… и вдруг, почувствовав неожиданную свободу, чуть не упал на колени.

Он не понял, каким образом он и Стефания оказались стоящими поодаль, чуть позади Себастьяна. А просто все это время, она незаметно двигалась сюда, и вот теперь — отпустила его. Дон Карлос отлично видел все это.

Себастьян не успел обернуться, держа в руках теряющую сознание Юлию, когда Антонио кинулся — а точнее, Стефания резко толкнула его под ноги Себастьяну. Не выпуская из рук тубуса, в который вцепился мертвой хваткой, он ударил его под колени. На секунду ноги Себастьяна подогнулись, и этого хватило, чтобы он ослабил хватку. Юлия перегнулась бесчувственной марионеткой через его руку.

В это миг дон Карлос, как всегда молниеносно, выбросил вперед правую ладонь. И тонкий луч металлического цвета, острый, как скальпель, и яркий, как лазер, ударил в Себастьяна. Подобное уже было тогда, в доме на холме. Голова Себастьяна откинулась назад. Но он устоял — благодаря расстоянию, а может быть, ярости, поддерживающей его. Правда, он забыл о Юлии.

Не чувствуя ног, Юлия медленно осела на пол. Антонио схватил ее, и они откатились в сторону, к стене. К той самой стене, прижавшись к которой Стефания отчаянно закричала. И замерла с расширившимися от ужаса и горя глазами.

Дон Карлос, не спеша, приближался к Себастьяну.

— Что ты знаешь о моих планах, глупец?! Тебя не хватает даже на то, чтобы правильно воспользоваться данной тебе второй жизнью… Ты был обречен умереть молодым. Ты хотел этого всегда, не правда ли? Так получи свое.

— Нет!!! — крик Стефании разорвал ткань ночи, висевшую над сводами Собора.

Дон Карлос и Себастьян взлетели одновременно. Но Себастьян не смог бы, даже если бы захотел, причинить вред своему противнику. Он бросился на Карлоса не как на врага. Так самоубийца бросается вниз с крыши высотного здания или прыгает под колеса грузовика. С минуту они парили в тесном объятии над сводами неоготического строения, в свете луны, пробивающейся сквозь тучи. А потом — все было кончено.

Снизу было заметно, как дон Карлос, словно охотничья собака, вгрызается в горло мужчины, которого держит в руках. А потом… нет, не прекрасный Себастьян, а мертвое тело бесчувственным мешком стремительно полетело вниз, на строительную площадку у стен вечно незаконченного собора.

Стефания с горестным криком кинулась следом.

Дождь с ненасытной алчностью заливал то место, где только что стояла эта красивая, влюбленная, несчастная девушка.

Теперь, их только трое на площадке. Подсветка собора, реклама, огни строительных кранов и луна, мерцающая сквозь тучи, — позволяют видеть маленькие фигурки двух людей, прижавшиеся друг к другу, и вампира, удовлетворено улыбающегося, глядя на все это.

— Ну, что ж… Себастьян был, не так уж неправ, — говорит дон Карлос уже спокойно и даже несколько скучно, — он только недальновиден и примитивен… Вот теперь мои планы осуществились в действительности! Причем так они осуществились значительно вернее… И ты, — он посмотрел на Юлию долгим непонятным взглядом, — ты была послана мне не случайно… Все не случайно в этом мире, правда? Теперь — ты понимаешь?

— Кажется — да. Это ты спас меня?

Она имеет в виду ту, первую ночь. То, как она тонула. И свой призрачный полет над ночным морем.

— Разумеется. И это тоже, было не случайно. Ну а когда я увидел вас вместе, — он, скривив красивые губы, кивнул на сжавшегося в комок Антонио, — …когда я увидел вас вместе на Арене корриды, это все решило… Это была судьба. Или, скорее — ее насмешка, как всегда. Но без тебя, он еще неизвестно когда додумался бы достать чертежи из тайника. А то и вовсе — додумался бы вколоть себе смертельную дозу наркотика и убежать от расплаты, как сделал когда-то его гениальный предок…

Голос его растекается по пространству площадки, затягивает все вокруг плотным черным бархатом, непроницаемым для какого бы то ни было света.

— А теперь, — он обращался исключительно к Антонио, — теперь, ты отдашь мне чертежи.

— Нет!

— Отдашь, не сомневайся… И даже, возможно, сам попросишь меня взять их.

— Нет.

Антонио смотрит на Юлию — словно ища у нее поддержки или одобрения. И в его глазах цвета горячего кофе она видит решимость и смелость. И улыбается.

— Отдашь!

— Нет! — говорит уже Юлия.

Ее голос тверд и звонок, потому что Антонио держит ее в объятиях. А она — обнимает его. Они сидят на влажном полу, тесно прижавшись, друг к другу. И ничто на свете не может разорвать это единение.

— Нет? — переспрашивает дон Карлос, недоверчиво прищурившись, — ты уверена?

— Уверена.

Она крепче сжала руку Антонио. Скорее для себя, чем для него. Чтобы вернее почувствовать тепло, человеческое тепло, идущее от его ладони.

— Даже после того, как я расскажу ему о нас?

— О… нас?

— Да, — дон Карлос мечтательно прикрывает глаза цвета хирургической стали, — о нас с тобой. О том, как ты целовала меня. Как умоляла сделать тебя такой же, как я. Как хотела быть со мной вечно, о том, как была моей ночи напролет, и тебе было мало…

Юлия окаменела, не в состоянии представить себе такого вероломства. Такого… ужаса. Но, вероятно, так было суждено. В смысле — на роду написано, испытать и познать в жизни именно это. Что ж… По крайней мере — это логично. И — справедливо. Да и как, она могла ему помешать?

В течение следующих нескольких минут дон Карлос говорил, обращаясь к Антонио. Его голос звучал подобно воде. Он шелестел и шептал, вливаясь в душу отравленным дождем. А то вдруг принимался хлестать водопадом, заставляя вибрировать барабанные перепонки, а сердце разрываться от муки… По мере того, как он говорил, Антонио сжимался, съеживался все больше в кольце ее рук. Потом, когда дон Карлос замолчал, он кинул на Юлию дикий взгляд. И она увидела, как что-то погасло в глазах цвета горячего кофе.

— Антонио… пожалуйста.

Он отскочил, выпустив из рук ее руку.

— Adios…[44]

Плавно — точно в замедленной съемке, не отрывая от нее изумленного взгляда, он все дальше отходил назад… и вдруг, споткнувшись обо что-то, неловко упал на спину.

— Антонио!!

— Может, ты скажешь ему, что все это неправда? Попробуй. Думаю, он тебе поверит. Он ведь всегда, тебе верит.

Тогда Юлия поступила как сеньор Мигель. Она просто закрыла лицо руками.

Антонио отшвырнул тубус, словно это была ядовитая змея. И он покатился по каменному полу к ногам дона Карлоса.

Тот поднял его неспешно. И долго, словно удивляясь прозаичности момента, разглядывал черный футляр, в котором хранилась его мечта.

Юлия видела, как Антонио, поднимаясь на ноги, снова пошатнулся. Она шагнула вперед, чтобы поддержать его, но он так на нее взглянул, что ей пришлось остановиться.

Тогда, она повернулась к Карлосу. Глаза-хамелеоны сейчас, из-за ночного освещения и гнева, охватившего Юлию, были почти черными. Правда, сама она не подозревала об этом.

— Поздравляю… — прошипела Юлия, сверкая темными зрачками не хуже Себастьяна, — теперь твое желание сбудется. И тебе больше некому будет завидовать.

— Да, — кивнул он, — мои расчеты оказались верны.

— Отлично. Надеюсь, мы тебе больше не нужны?

Дон Карлос склонил голову набок, словно в глубоком раздумье. Постепенно на лице его появилось выражение, могущее обозначать одновременно как веселье, так и мрачную издевку.

— Напротив.

Он неторопливо, царственной поступью подошел ближе, держа, как скипетр, чертежи Гауди. Именно эта надменность в нем всегда так бесила Юлию.

— Мои планы увенчались успехом…

— А зачем, кстати, было так трудиться? Уничтожать весь этот смешной мир, если можно самому себя убить — многие так и делают, между прочим…

— Да, но ты забываешь, что я бессмертен.

— Фу, какой эгоизм! Ради себя любимого заставлять умирать всех… и, главное, всех еще не рожденных!

— Я, возможно, оказываю им огромную услугу.

— Возможно. Это правда.

Наконец, он остановился напротив нее. И смотрел теперь только на нее, потеряв всякий интерес к Антонио, который прижался к стене неподалеку.

— И ты была абсолютно права, Юлия. У тебя отличная интуиция! Ты ведь сама сказала — это место, где совершаются выборы…

— О чем ты?

— Вот он, — Карлос указал рукой на Антонио, — он уже сделал свой выбор… И Себастьян… И Стефания! Осталась только ты.

— Я?

Предчувствие чего-то, еще более ужасного, чем она могла себе вообразить, заставило Юлию задать этот вопрос дрожащим от холода и трепета голосом:

— Что тебе нужно?!

Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, не отрываясь, не моргая — словно смертельные враги или любовники, встретившиеся после бесконечной разлуки. Ничего не понимающий Антонио, наблюдая эту сцену, инстинктивно отодвинулся еще на шаг в сторону.

— Так вот — у тебя есть шанс им помочь! Этим нерожденным, о которых ты так беспокоишься. И этому… Мигелю, разорившему свою семью, обрекшему собственных детей на донорство вампирам… И этого — он указал рукой на Антонио, — который согласен всех уничтожить из-за того, что сам несчастен. Ты, всем им, можешь помочь… И они будут продолжать все это делать… Хочешь?

— Хочу.

— Почему?

— Потому, что я люблю этот мир…

— Разве достоин любви мир, в котором даже ангелы мечтают быть вампирами?!!

— Да!

— Хорошо… Сделай свой выбор.

Дон Карлос вытягивает вперед руку. Из его ладони в пол ударяет пламя. И горит, как костер, взвиваясь длинными языками.

— Я сейчас же, своими руками уничтожу их. Уничтожу цель, к которой стремился несколько столетий!

Юлия смотрит на него, пытаясь понять — он был сумасшедшим всегда или же тронулся рассудком только что, не выдержав накала эмоций?

— Ты ведь хотела быть такой, как я — правда? Обладать магическими знаниями и тайной властью и… всем таким? Короче говоря — ты хотела быть вампиром — так будь же! Тебе достаточно лишь дать мне себя укусить — и, я обещаю, ты получишь все то, о чем мечтала…

— А ты?

— А я… сожгу чертежи прямо здесь на твоих глазах.

— А как же твое желание?

— У меня останется нечто другое. Та, в чьем присутствии, у меня возникает только одно желание — жить вечно! Вместе с этим кошмарным миром… Выбирай!

Юлия смотрела на него, не веря тому, что слышит.

— Ты еще сомневаешься? Посмотри на него! Вот он уже сделал свой выбор… в отличие от своего гениального предка он согласен уничтожить все только потому, что его женщина спала с другим… Вот она — цена человечества, о котором ты печешься. Все люди таковы.

— Не все.

— Нет?! Так, может — ты другая?

— У тебя есть шанс это доказать.

Перед глазами Юлии вдруг отчетливо встали страшные сцены апокалипсиса с последней картины Хуаниты. И это выражение покоя на ее лице… Словно стараясь отогнать от себя тяжелое видение, тянущее вниз, как гиря, привязанная к ногам, она крикнула, что было сил:

— Я люблю этот мир!

— Тогда спаси его!!

Она делает шаг навстречу Карлосу. Потом еще один. И еще. В расплывчатом, размытом фокусе — будто сквозь воду, перед ней мерцает такое яркое в ночи пламя костра. И позади, остается Антонио, вскинувший руку в инстинктивном предостерегающем жесте.

А потом — родные объятия, тепло его ауры.

Она видит, как плотные листы пожелтевшей бумаги выскальзывают из черной трубы, сворачиваются и темнеют удивительно быстро в оранжевом пламени. И скоро она не видит уже ничего. Только коротко — серебряные глаза. И темное лицо, что склоняется над ней, и кровь с его губ капает ей на кожу…

…Темное лицо склоняется над ней, медленно и неумолимо приближаясь.

Вот оно уже так близко, что его не видно. Видны только губы — странно бледные на загорелой коже, четко очерченные, идеальной формы. Не влажные и не сухие, не улыбающиеся и не сжатые. Она чувствует неведомое дыхание на своей шее — оно пахнет свежестью, морем и сигарами. Сейчас, очень скоро этот рот поцелует ее, и все изменится. А пока чьи-то прохладные пальцы щекочут кожу на левой лопатке. Или — это змея? Обвила скользкими кольцами ее руку и ползет к шее?

Но это уже не важно. Безупречные губы приоткрываются, и она готова приоткрыть в ответ свои. А тело обволакивает знакомая истома, мучительная и сладкая. И с этих губ, ей на лицо, падает мелкими каплями теплая, соленая, с металлическим привкусом кровь…

Боль и наслаждение. Как она и думала. Как она и мечтала. Только очень сильные и яркие. Сильнее и ярче, чем она могла бы себе представить.

И пусть это будет длиться вечно.

И если это смерть — то это прекрасно.

Юлия открыла глаза, наполненные слезами… И увидела, как Антонио, не отрывая от нее взгляда, медленно подходит к краю башни… Нет! Она рванулась всей душой — туда, удержать его, остановить, спасти… но тело ее оставалось недвижимо, парализованное наслаждением и болью в руках дона Карлоса.

Противоречия этих чувств она попросту не вынесла. Слишком сильны были они оба. От этого, наверное, Юлия и умерла. Так это обычно и бывает — просто душа отделилась от тела. А иначе — почему вдруг она обнаружила, что видит всю эту сцену сверху?

Так часто бывало раньше — во снах. Еще при жизни. Мама говорила, что она до сих пор растет и потому летает во сне. Вот, оказывается, как это… Ну, точно, умерла. Потому что спина не болит. Совсем! А душа чувствует такие покой и свободу, каких не бывает у людей при жизни. Зато теперь, она точно знает — это именно то состояние, которое ищут все. О котором так мечтают, за которым бегут все люди, без исключения, называя его счастьем. И не понимают, глупые, что это всего-навсего смерть.

И этот свет — так обычно описывают случаи клинической смерти. Бело-голубое ослепительное сияние. Только почему-то не впереди. Не в конце тоннеля, как многие говорят, а… сзади.

Юлия или то, чем она была теперь, обернулась. И с изумлением и восторгом обнаружила, что сияние, действительно, исходит от нее самой. Точнее — из-за ее спины. С обеих сторон. Словно два огромных крыла, состоящие из света и блеска… и она — источник этого света! И даже может им управлять!

В экстазе от осознания чуда она посмотрела вниз… Маленькие фигурки, точно игрушки, еле заметно двигались там.

Антонио все так же стоял на самом краю площадки, запрокинув голову, глядя… на нее? Он ее видел?! Не может быть, но не это главное… Дон Карлос почему-то лежит в неестественной позе, упираясь головой в одну из стен, страшно выгнув спину.

Сияние померкло так же внезапно, как и появилось. Вернулась боль в спине, и одновременно ушло чувство счастья. Совершенно. Так, что даже отголоски его нельзя было уже вспомнить.

И Юлия снова была собой. И стояла на коленях рядом с Карлосом.

— Юлия… послушай…

— Что с тобой?

Его лицо, его прекрасное совершенное лицо было… человеческим. Глаза не отливали ни серебром, ни сталью, ни ртутью! Это были просто темно-серые глаза со светлыми прожилками. Обыкновенные серые глаза. В них бились невыносимое страдание, боль и… счастье.

— Карлос!

— …мало времени, слушай меня…

— Карлос…

— Слушай!

Он запрокинул голову от усилия справиться с чем-то, что сотрясало его изнутри, как лава в глубинах вулкана. Казалось, в его теле происходят некие страшные процессы, которые он с трудом удерживает, сосредоточив сознание на ней, Юлии. Она замолчала в испуге и сострадании… И тогда он заговорил.

Она держала руками его голову и слушала. И все понимала, и плакала… Его бархатный голос остался прежним. Только был слабым и часто прерывался тяжелым дыханием.

Ливень хлестал мерно и сильно по разноцветным, словно детские рисунки, плиткам майолики. Но брызги не долетали до них.

И пламя, оранжево-синее пламя костра, зажженного им, бросало причудливые отблески на стены Башни Любви. Сказочные стены, созданные Антонио Гауди.