"Притяжение страха" - читать интересную книгу автора (Бароссо Анастасия)Глава 21 ПРОЗРЕНИЕ— Ну, что? Ты восполнил силы? — Боюсь, ненадолго… — Так, в следующий раз, выпей побольше крови у кого-нибудь! Он смотрит странно и недоверчиво. Словно младенец вдруг произнес формулу ядерной реакции. — Ты такая кровожадная? — Я же тебе говорила, что я чудовище… — Даже, если это будет сеньор Мигель? — Что ж… он сам виноват. Надеюсь, он съест перед этим хороший кусок говядины! Она забыла, кто она. И поняла, что счастье — это когда ты не знаешь, кто ты. Или тебе это все равно. Родители, Москва, тот, кто остался там, не пожелав разделить с ней эту поездку… дом, работа, друзья, неудачи, надежды — все это в прошлом… Какое сегодня число? Какой день? Сколько она уже здесь — неделю, месяц или несколько часов? Не важно. Важно, что он сидит здесь, возвышаясь над ней в своем черном халате, широко распахнутом на груди, расслабленно откинувшись в кресле. И что она, совершенно голая, покоится на мягком ковре у его ног. Она задумчиво курит, периодически макая кончик сигары в вино. Оранжевое пламя камина плещется в ее бокале миллионами золотых рыбок. А еще важно, что ветер все усиливается, с каждой ночью становясь холоднее. Так, что сегодня вечером, даже пришлось затопить камин. И серые облака несутся по темно-фиолетовому небу. И его пальцы, не холодные и не теплые, рассеянно ласкают ее подбородок, шею и рот, влажный от вина. — Как долго ты живешь? — По мне — так уже слишком… Не стоило и надеяться. Ответа не будет. Опять. Как всегда, когда она хочет узнать что-то важное, вокруг чего крутятся ее мысли. От чего, она уверена, зависит и разгадка, и спасение и… жизнь. — Но ты и вправду — бессмертен? — Похоже, да… У Карлоса явно веселое расположение духа. А в таком настроении он склонен шутить над серьезными вещами, обычно вызывающими в людях почтение. Такими, например, как тайны мироздания. Или вечность. Или — бессмертие. — И тебя никак нельзя убить? — Хочешь попробовать?! — Нет… просто интересно. Ведь есть же способы… — Осиновый кол? Серебряная пуля? Отсечение головы освященной сталью? — Ну, вроде того… — Не знаю, — он выразительно поднял брови, — не пробовал… Дон Карлос легкомысленно пожал плечами. Но зато с очень серьезным видом прикоснулся к ее груди — так, что она невольно вскрикнула, прикрыв глаза от острого наслаждения. — Значит — никак. — Похоже на то. — И нет никакого способа умереть? Никак и никогда?! Даже если ты сам захочешь… Он отводит руку от ее тела. И сразу становится одиноко и тоскливо. — Я, возможно, хочу уже давно… — Прости… я не стремилась… тебя расстроить, просто… — Есть существа… — Говорит он, словно не слышал сбивчивых извинений. Глядя на то, как вино в ее бокале играет красками в отсветах огня, — …их очень мало. То есть они крайне редки. Существа с таким составом крови, что если я выпью ее, то гарантированно перестану быть. — Значит, если когда-нибудь тебе встретится такое существо, и ты его… укусишь — то… — Да, — уверенно кивает он: — …но штука в том… — В чем? — Нужно еще, чтобы я захотел его укусить. Тишина, воцарившаяся в комнате после этого исчерпывающего ответа, нарушается лишь потрескиванием дров в камине. И звуками поцелуев, которыми они обмениваются, забыв обо всем остальном. — Да! Я принес тебе подарок! — Еще один? Ей вполне достаточно ключа, который висит на шее, на шелковом шнурке, как ошейник, привязывая ее к хозяину. Но на этот раз это нечто другое. Он дает ей коробку — глянцевый, серебристый картон почти ничего не весит. Юлия развязывает ленту, крест-накрест перетянувшую подарок, с любопытством приподнимает легкую крышку… О, да! Там, уложенное в виде какого-то экзотического цветка, бесподобное, ало-красное, переливающееся тончайшим шелком платье. — Это твое, — говорит дон Карлос, ликующе улыбаясь, — теперь у тебя есть свое вампирское платье… Он торжественно зашнуровывает ей на спине атласный корсет. И струящиеся, в пол, многочисленные слои шифона превращают юбку в некое подобие хвоста райской птицы. — Это не платье… Она кружится у зеркала, потемневшего от времени, с розоватой амальгамой. И слои юбки разлетается вокруг нее, словно она плывет в колеблющемся море прозрачной крови. — Не платье, а мечта маленькой девочки, представляющей себя принцессой! — Ты такая и есть. Он целует ее в макушку. Но она вдруг вырывается, увидев еще свертки, наваленные горкой на кровати. Разворачивает хрустящую бумагу. — Еда! Что же ты сразу не сказал?! — Ну, извини, я и слова вымолвить не успел, когда вернулся. Ты же… помнишь? — Эгоист. Сам насытился, а я… Она жадно, с аппетитом набрасывается на хлеб, фрукты и холодную, какую-то очень вкусную рыбу с необычным лимонным привкусом. И только тогда вспоминает свою сегодняшнюю попытку перекусить. И купание в бассейне. — Почему ты загрустила? От него ничего не скроется. Особенно — оттенки ее настроений. — Знаешь, я тут наблюдала… одну сцену. Пока тебя не было… Ты ведь не оставил мне ничего поесть… — Извини. Я исправился? — Да, но… — Что? — Себастьян… и Стефания… — А! — дон Карлос облегченно машет рукой. — Они часто ссорятся. Милые бранятся — только тешатся, так, кажется, в России говорят? — А они, вообще, кто? Муж с женой или — брат с сестрой? Или жених с невестой? — Ни то, ни другое, ни третье. Себастьян… Карлос замолчал, любовно глядя на то, как она ест, с блаженством облизывая липкие пальцы. Он поднес ей воды, но Юлия с набитым ртом отрицательно помотала головой. — Он был наркоманом. Одним из многих потерянных мальчиков, променявших жизнь на иллюзию… Хотя, они просто острее других, провидят бессмысленность существования и хотят откусить хоть маленький кусочек пирога в этом карнавале страданий и горечи, называемом жизнью. Так вот, он был обычным наркоманом, правда, очень красивым… — Да уж. — …одним из тех, кто продавал мне кровь за деньги. Или за дозу. Юлия поперхнулась, представив себе отчетливо, как мог происходить этот процесс. И ей пришлось запить кусок рыбы изрядной порцией вина. — А Стефания? — А Стефания была влюбленной в него девочкой. — Она и сейчас такая. — Да… — согласился дон Карлос, — и сейчас. В один прекрасный день случилось то, что и должно было. Он просто не хотел жить. Не ценил времени, отпущенного ему судьбой, не стремился цепляться за него. И однажды, банально умер от передозировки прямо у нее на глазах… Пожадничал. А может — надоело… — И что? — И все бы на этом и закончилось. Но Стефания… она любила его. Кхм-м… Чего только не сделаешь ради любви, верно? Она хотела быть с ним. Но не могла порадоваться за него, как должна была бы истинно любящая женщина! Порадоваться, что он покинул этот несправедливый, страшный мир… Вместо этого она вернула его сюда. — Как — вернула?! — Она пришла ко мне, прорвалась… и умоляла обратить его. И ее, разумеется, тоже… Мне в тот момент нужны были соратники. Я устал от одиночества, мои планы — мои дела подходили к завершению, но требовали много мелкой суеты, и я согласился. Это первые существа, которых я обратил… Он развернул перед ней очередной сверток с крошечным, зажаренным до темной хрустящей корочки цыпленком. — С тех пор они помогают мне, а я для них наставник и Бог. Вот и все. — Но, по-моему, они не ладят между собой… — Да, — вздохнул дон Карлос, — видишь ли, бессмертие — не гарантия счастья… Стефания, наивная душа, не учла того, что Себастьян вовсе не пылал к ней такой всепоглощающей страстью, какую она питает к нему до сих пор. Он, вообще-то, больше всего любил саморазрушение и целенаправленно шел к нему… а она без спроса нарушила его планы. Теперь Себастьян мой самый рьяный соратник. — Соратник — в чем? — Слишком рьяный, — словно не слыша вопроса, продолжал дон Карлос, — только немного надоедливый и… беспокойный. — Понятно… — грустно кивнула Юлия. Он подходит. Наклоняется, чтобы заботливо коснуться ее губ кусочком белой крахмальной ткани. — Не принимай близко к сердцу… — У меня нет сердца! Она отбрасывает салфетку, которой он вытирал ей рот от куриного жира, словно маленькому ребенку. Встает на кровати в своем новом красном платье. И внезапно набрасывается на него, оплетая руками шею и плечи. Опрокидывает на кровать, приникает к губам — будто и впрямь собралась съесть его на десерт. — Теперь ты тоже пополнила силы? — Да! — Бедный цыпленок… — Бедный сеньор Мигель… Сколько времени она уже здесь? Дни? Часы? Годы? Время поменяло свойства. Одна секунда равна жизни, когда он рядом. И наоборот. Когда его нет, жизнь останавливается, превращаясь в безвременье, в ничто. …Снова ночь. Снова камин. И промозглая влага, проникающая с улицы, холодит обнаженную кожу плеч и рук — с одной стороны. В то время как с другой, тепло от огня заставляет загораться жаром шею и щеки. Опять ветер… нет, даже ураган. И молнии сверкают все ближе к дому. А еще — огромная тяжелая туча висит, где-то над Барселоной. Ливень пока не начался, но скоро, очень скоро природа обещает показать им нечто потрясающее! И потому камин ярко горит в спальне, отражаясь красными отблесками на черном шелке. Снова они стоят у окна. И Юлия снова в платье, которое ему так нравится. Только волосы растрепаны. Потому что он в который раз запускает в них пальцы, чтобы притянуть к себе ее голову. — Знаешь… Юлия говорит, стараясь попасть в тон шуму ветра за шторами, взмывающими как знамена. — Знаешь… а я больше не согласна с тем, что этот мир стоит смерти… И я больше не хочу, чтобы он был уничтожен. Мне теперь было бы так жаль его… — Почему? Вспышка далекой молнии озаряет его лицо серебряным отблеском. Вероятно, от этого бледные губы кажутся ртом статуи из неизвестного металла. — Почему?! Что такого удивительного она сказала? Зачем она это сказала… потому что не могла не сказать. Как всегда. Аура… теперь хоть дальше молчи! Кажется, ему это очень важно. Юлия впервые видит дона Карлоса таким. — Скажи — почему?!! Юлия молчит. И заклинает его, мысленно молясь всем богам, которые когда-либо были на свете… Прочти это в моих глазах! — Почему?! Ну!! Его лицо склоняется все ближе, и она с восторгом и ужасом понимает… Неужели, он видит?!! Да, конечно. Он ведь всегда все понимает. И знает о ней все — больше, чем она сама знает о себе… Ну, так прочти это в моих глазах! — Ответь мне. — Нет. — Ответь! — Прочти это в моих глазах! Я люблю тебя! Его лицо меняется, как будто он вдруг увидел нечто, чего не бывает на свете. Серебряные глаза загораются золотом от отблесков камина. Ну… Прочти… Ты же знаешь… Ты уже все знаешь… И он приоткрывает красивый рот, собираясь сказать. Произнести вслух то, что она поклялась себе, никогда больше, не произносить. Ну, давай, скажи это сам! Ледяной ветер, ворвавшийся в помещение, гасит свечи. Изумрудная штора рвется с треском, летит на пол скомканной тряпкой. И тут же под ноги им, сбивая со звоном упавший канделябр, падает что-то тяжелым мешком… А в проеме окна появляется высокая фигура в черном плаще с капюшоном. |
||
|