"Андрей Сидоренко. Как пройти на свободу (не оконч.) " - читать интересную книгу автора

в карман.
- Говорите, "двоякие, туманные чувства"!? Но с таким либерализмом вы
далеки от реальности. Нормальному человеку должно быть, обидно, горько,
страшно. Только вдумайтесь: вас паспортом этим в бутылку засунули и пробкой
закупорили, а вы в ответ не решаетесь что-нибудь яростное испытать. Такое
впечатление, что вы пьяны?
- Ни капли с утра! - поспешил оправдаться джентльмен
И тут же спохватившись, и приосанившись, в напускном благородном гневе
воскликнул:
- Да, что вы себе позволяете?!
- А такое впечатление, что пьяны или под наркозом пребываете, а еще о
свободе говорите. Как вам не стыдно! Вас же дети могут услышать.
- Что за странный перескок с одной темы на другую? При чем здесь дети?!
- Как при чем?! Вы же их рожаете - теперь они везде есть.
Как только разговор перевелся на детей, незнакомец резко изменился.
Разволновался, зачем-то несколько раз доставал из кармана мелочь,
пересчитывал ее, беспрерывно смотрел на часы, нервно перебирал пальцами
складки халата.
- Понимаете, - дрожащим от волнения голосом продолжал он, - с детьми
нельзя так. Это вы, пронумерованные взрослые, привыкли быть вне себя, жить
под наркозом, а они не могут. Дети напрямую чувствуют, нумеровать их
бесчеловечно! - по щекам незнакомца ручьем потекли слезы.
От такого неожиданного поворота событий джентльмен опешил и не находил,
что ответить. Он только и делал, что собирал брови лодочкой, пожимал плечами
и качал головой.
- Послушайте, не стоит волноваться, - с искренним участием вступил в
разговор похожий на ученого молодой человек лет тридцати. Рыжая нечесаная
шевелюра, очки-велосипеды с невероятными минусами, голубые потертые джинсы,
стоптанные кроссовки. К груди молодой человек бережно прижимал коричневой
кожи портфель с оторванной ручкой. - Я рядом стоял, и все слышал. Интересно
вы говорили о паспортах и нумеровщиках. И знаете, я ведь все то же самое
думал, только сказать не смел - то ли нужные слова не подбирались, то ли
стыдно было, а у вас получилось. Потом вы на детей перешли и вдруг
расстроились. Успокойтесь, прошу вас.
- Как же тут успокоиться, когда детей нумеруют?! Они же их убивают и не
понимают! - всхлипывая, с трудом говорил незнакомец, а слезы текли по его
щекам и, путаясь в щетине, тяжелыми каплями падали на землю.
- Я вас понимаю, расстраиваться есть с чего, но все-таки... - продолжал
молодой человек. - Кстати, вы чьих детей имели в виду?
- Ничьих, - странный человек достал из кармана носовой платок, и звучно
высморкался.
- Вот, видите! Если бы вам особенное, личное припомнилось, тогда
понятно, а так... Значит, тем более успокойтесь. Помимо ничьих детей на
свете есть масса, и гораздо более печальных поводов. Если из-за всего
расстраиваться, то никаких слез не хватит.
- Конечно, конечно. Дети - далеко не единственный печальный повод. Я
знаю наверняка еще один - проход на свободу. Я его везде ищу, но его нет, а
он быть должен. Без свободы человек в вещь превращается. Есть еще ...
Впрочем, и этого более, чем достаточно. Правда ваша: чтобы оплакать все
печальные поводы, потребуется много слез, - незнакомец задумался, видимо,