"Андрей Сидоренко. Молитва для Эльзы (быль в трех частях)" - читать интересную книгу автора

этом напрягались неравномерно, перекашивая физиономию и придавая ей зловещее
выражение. Когда проносился мимо, у меня всегда создавалось впечатление, что
он вот-вот грохнется. И если этого не случалось, я испытывал чувство
облегчения и радости за удачливую судьбу отчаянного наездника.
Научные достижения Владимир Васильевича не выходили за рамки
результатов, полученных учеными-гидродинамиками в начале века. По просьбе
военных он взрывал в воде тротил и смотрел, что после этого будет. Каждый
раз происходило примерно одно и то же: сначала был большой "Бух", потом
брызги и маленькая волна, какот брошенного камня. С помощью такой волны
военные надеялись победить врагов и не жалели на изыскания средств, которые
позволяли Владимир Васильевичу и нам, научным сотрудникам отдела цунами,
заниматься чертзнает чем, летать, например, на вертолете за пивом или часто
бывать на материке по делу и без дела.
Почему-то Владимир Васильевич мне часто вспоминается без всякой важной
причины. Мы не были ни друзьями, ни даже товарищами - просто находились в
одном пространстве-времени. Дались мне его мотоцикл "Минск" и баня из
чертежных досок, и то, что он тротил ради науки в воде взрывал. Я напрочь
забыл свою первую женщину: ни имени, ни лица, ни ее любимые цветы - ничего
не осталось. Зато Владимир Васильевич как живой перед глазами.


* ЧАСТЬ NO 3 *

На кого я похож, запакованный в спальник, лежащий на голой земле среди
ночи и степи? Глядя через костер - на кинострашилу из-за теней от черт лица.
Уйди на десять шагов, буду неузнаваемым объектом живой или даже неживой
природы. А для дальнего пешехода я неприметное условное обозначение, меня,
была б охота, можно только предположить. И те мысли в голове, и то прожитое,
и куда теперь это добро девать?
Как все интересно оборачивается. Я только и делал, что жил да жил, не
пропуская ни дня, ни каждого мгновения, как прилежный школяр. Ну и? Где тот
дальний пешеход - мнимый слушатель, и где поколения предков, о которых даже
я, давний родственник, хочу но ничего не могу узнать.
Как-то пытал отца на предмет старины. И что же: от прадеда только
запрятанную в чулан саблю общим усилием вспомнили, и все: а кто он такой,
любил ли пюре или крутые яйца, главная жизненная мечта родоначальника- все
прах. А сунься в вековую глубь, так там, вообще, пустыня, как будто никого и
не было. Ау!
Мир странным образом меняется, если вдруг удастся каким-либо способом
душу потревожить или умереть, ненасовсем, конечно, а только наполовину.
Зачем помню белый потолок? Это же совершенно второстепенная деталь. Я
должен помнить медицинскую сестру и доктора, и еще что-то значительное, из
глубин сознания, как то: долг перед родиной, дети-сироты, скорбящие
родственники и еще, что по идее должно всплывать из памяти в этот важный
момент. Почему все не так?
Через несколько минут потолок подернулся пеленой, будто в воздухе, как
на воде, образовались волны. И сразу же не захотелось ни о чем говорить.
Окружающая действительность закружилась, а к горлу изнутри подобралось
незнакомое ловкое безволосое существо размером с кулак. Помедлив чуть,
затрепыхалось и юркнуло через рот наружу прочь. В тот же миг удивительно