"Борис Сичкин. Мы смеемся, чтобы не сойти с ума " - читать интересную книгу автора

быстро умоляюще залопотал по-английски. Смысл его текста, как я понял,
сводился к тому, что не надо волноваться, пусть Паша придет завтра, и он все
устроит.
На следующий день я опять пошел с Леонидовым. Мы зашли в комнату, за
спиной экзаменаторши стоял супервайзер и с успокаивающей улыбкой
пантомически объяснял Паше, что не надо волноваться - все в порядке.
- Когда была подписана Декларация Независимости? - по-английски
спросила экзаменаторша.
- Что, блядь?! Она опять!! - заревел Паша. Супервайзер в пантомиме
прикладывал палец ко рту, закатывал глаза, делал успокаивающие пассы руками,
давая понять, что нет повода для волнения, все это проформа, и чтобы Паша
успокоился.
Паша не ответил ни на один вопрос, ничего не написал и не прочитал и не
сказал ни одного слова по-английски. Через пять минут после экзамена
прибежал супервайзер и вручил Паше сертификат, который в случае успешной
сдачи обычно присылают по почте через месяц, в котором значилось, что Паша -
гражданин Соединенных Штатов Америки.
Павла Леонидова очень любил писатель Сергей Довлатов, который с юмором
относился к пашиному хамству. Сергей выпускал газету "Новый Американец", в
которой иногда печатались рассказы Паши.
Из рассказов Довлатова:
Звонит мне Леонидов и спрашивает:
- Сергей, мой рассказ в этом номере пойдет? Я ему отвечаю:
- Павел Леонидович, в этом номере ваш рассказ не пойдет, и если вы
хотите знать мнение художественного совета...
- Да я хуй положил на ваш художественный совет, я спрашиваю: когда
рассказ в номер пойдет?

Леонидов считал Вайля и Гениса талантливыми людьми и с уважением о них
говорил, но однажды ему что-то не понравилось, и он через газету "Новое
Русское Слово" обозвал их педерастами, импотентами, графоманами и старыми
онанистами. Пришел в редакцию "Нового Американца", поздоровался со всеми,
подошел к моему столу и спрашивает:
- Сергей, что это Вайль и Генис со мной так холодно поздоровались?

Как я уже говорил, Паша ностальгировал и, по-моему, даже находил
какое-то удовольствие в своих страданиях, но со мной, поскольку я не был его
единомышленником, ему ностальгировать было трудно.
Когда я после аварии попал в госпиталь, Паша пришел меня навестить.
- Ну, как ты себя чувствуешь? - спросил Паша, и в его голосе я уловил
нотку удовлетворения - может я, хоть временно, растерял свой оптимизм, и
сейчас мы вместе сможем славно пострадать.
- Хорошо, - отвечаю я.
- Это пока, а скоро от боли будешь лезть на стенку.
- Думаю, скоро выпишусь.
- Да нет, ты застрял здесь надолго.
- Почему? У меня ни одного перелома нет.
- Еще обнаружатся.
- Сплю я хорошо, а это хороший признак.
- Потом будешь спать плохо, и это будет плохой признак. Носи с собой