"Олег Шушаков. На сопках Маньчжурии " - читать интересную книгу автора

понял, что сделать этого не успевает. Земля была уже близко... Он
сгруппировался для приземления. И в этот момент очень сильно ударился ногами
о землю. В глазах у него потемнело.
Спасло его то, что стропа перехлестнула не весь купол, а только его
край. А еще то, что земля в месте приземления по счастливой случайности
оказалась более рыхлой, чем в других местах. Весу на армейских харчах он еще
не нагулял. Так что ничего себе не повредил, а только отбил пятки. Когда к
нему подбежали товарищи, в глазах у Владимира слегка прояснилось.
Только для того, чтобы тут же снова потемнеть.
Потому что первой примчалась Наталья. Она быстро ощупала у него
руки-ноги, чтобы убедиться, что Владимир цел. А потом обняла его и
поцеловала.
Вот тут-то земля закружилась у него под ногами всерьез. Упасть ему не
дали подбежавшие, наконец, друзья. Они обхватили его со всех сторон,
затормошили, и только благодаря этому он не грохнулся под ноги своей
красавице и не перепугал всех еще больше.
Витьке в тот день прыгать, понятное дело, не пришлось. И он потом целую
неделю ходил и ныл, что вот он уже готовый парашютист, а не может прыгнуть
из-за того, что у некоторых стропы купол захлестывают, когда не надо.
Впрочем, это он так неумело скрывал свою зависть. Потому что комэска на
вечернем построении выдал значки парашютиста всем, кроме него. А еще комэска
отметил хладнокровие и находчивость курсанта Пономарева, который в сложной
ситуации сохранил самообладание и предотвратил несчастный случай, за что ему
и объявляется благодарность.
Через неделю они снова прыгали, и на этот раз все прошло штатно. Витька
получил, наконец, свой значок и успокоился.
А Владимир после того поцелуя как-то изменился...
Нет, у него по-прежнему перехватывало дыхание, когда он натыкался на
внимательный льдисто-серый взгляд Натальи. Но теперь под ложечкой у него не
холодело, как во время затяжного прыжка. Теперь его всего обдавало жаром
так, что хоть прикуривай. А еще он потихоньку начал писать стихи...
Вообще-то, стихи он писал для стенгазеты и раньше, еще, когда учился в
семилетке, а потом в деповской школе фабрично-заводского ученичества. А один
раз его даже напечатали в многотиражке 'За социалистический транспорт'. Но
это были совсем другие стихи.
Раньше он писал про радость свободного труда и
комсомольцев-добровольцев. Теперь же слова сами собой складывались в
красивые, но такие несовременные стихи о луне, такой же круглолицей, о
волне, такой же льдисто-серой, о золоте волос и прочих совершенно
неуместных, никак не связанных с героическими буднями вещах.

Разве мог он прочитать хоть кому-нибудь, например, это:
Отчего же мне так горько,
Отчего саднит?
Отчего сиянье моря
Счастья не сулит?
Безответно, безнадежно
Я смотрю в глаза.
В льдисто-голубом безбрежье
Потерялся я...