"Шумихин Иван. Борьба за огонь (аморальный опыт противления природе)" - читать интересную книгу автора

говорить, что в воздухе запахло грозою, и на нас нашли тучи, не прячась
словно крысы в вырытые заранее подземелья.

Мы понимаем, какие копья крошатся тут, но вряд ли я знаю какое копье
вложено в мои руки, - и пусть это фаллос, хотя и следуя реками иных ущелий
уже не становишься столь наивным, чтобы из Инь и Янь производить весь мир.
Hо решающая роль абсурдного, хочу чтобы это было особенно понято,
жизнеутверждения не должна ставиться под сомнение хотя бы потому, что нет
ничего вне существования жизнеутверждения, а постольку все внутри его
питается его же соками, если не следовать столь злобному предположению об
"инстинкте смерти", однако предположению вовсе не означающему ценность
претворения такого понимания происходящего. Скорее речь идет о
недовоплощенном существовании, сомневающемся в самом себе, а поэтому, из
сомнений умертвляющего самое себя. И, сделав такое предположение, уже
отказавшись от философии жизни, я вовсе не отказываюсь от самой жизни, но,
может быть, отказываюсь от некоторых явлений, - как раз явлений разума,
поскольку, я не хочу останавливаться, - возводящего сомнение, то самое
смертельное сомнение в самом существовании, пронизывающее современность,
которое является уже действительно чрезмерным для разума, поскольку не
несущего на себе мир, а только будучи частью, пусть и абсурда, но
существующего абсурда существующей жизни, - возводящего сомнение в
ценность.

И я вовсе не собираюсь закрывать глаза на то, что же нужно разуму первее
всего, и что такое познание, которое все есть одна иллюзия, а разумной
частью принимающееся за свою основу и самоцель, поскольку являющуюся
потоком покорения, потоком борьбы за власть над миром, но, значит и власть
над человеком как частью мира, и власть над миром через власть над
человеком. И если воля к власти необходимо следует из ничтожности сравнения
человека и мира, то хотя бы открытый поединок... но, конечно же, я признаю,
абсурдный и обреченный для человека поединок, но бывший хотя бы честным, и
потому гордым от вызова мира на бой. Hо только мораль провозглашает род
гордости, проистекающий из извилистого, плутливого отношения так же и к
самому себе, но имеющего целью очеловечивание мира, что как и "умирение"
человека предполагает операции, и несомненно присутствие скальпелей,
топоров, хирургов, демиургов, много боли, криков и крови - "благо наука"
явилась здесь значительным подспорьем и организующим человека
проникновением в лоно чуждых человеку сил, и возможно, если все-таки
предполагая ложность диалектики, чуждых до самого своего конечного звена.
Hо опыт восхождения насилия показывает, что ни топоры, ни, - это было
предметом утонченной надежды - скальпели, - не являются тем адекватным
языком между миром и человеком, в котором могло бы родиться хотя бы
какое-нибудь, заляпанное пластырями, согласие.

Конечно, испытанные методы давали и дают свои плоды, и более того, что
кажется нечеловечески парадоксально, с одной стороны являются проявлением
человеческой природы, требующей развития и восхождения, а с другой -
являющихся одновременно моральными продуктами целых моральных веков, а
именно - средневековья, - человеческого рабства и отречения от своей
природы, - и здесь опасно было бы, - и опасно без "бы", поскольку