Глава 7

Ламьен судорожно облизал губы и, сделав над собой нечеловеческое усилие, все-таки открыл глаза. Возникший прямо по курсу белый потолок никакой полезной информации в себе не нес, но определенно оставлял внутри ощущение чего-то нового и необычного. С чего бы это, вроде бы потолок как потолок? И в то же время эльфу настойчиво казалось, что видит он несколько больше положенного, вот только не может понять, что именно он видит и почему это так неестественно.

Полежав и поразмышляв над своими чувствами, детектив так и не пришел к определенному выводу, зато собрал волю в кулак и совершил еще один подвиг — встал на ноги. Перед глазами все ходило ходуном и настолько красочно переливалось в темноте всеми оттенками черного, синего, фиолетового и бордового, что захватывало дух. Он и не думал, что подобное вообще возможно. Даже эльфийские глаза, даже после Чудо-порошка такие тонкости не улавливают!

Не в силах больше смотреть на этот калейдоскоп, Ламьен снова закрыл глаза и рискнул посмотреть на мир только через минуту. На этот раз было легче. По крайней мере, беспорядочное мелькание цветов и предметов остановилось, и картинка стала более-менее целостной, хоть и осталась такой же неестественно яркой для ночного времени суток. А он внезапно понял, что в абсолютной растерянности стоит в пустом кабинете Людвига Вэрбе, что вся его одежда, лицо и волосы в засохшей крови и что он абсолютно не представляет, что с ним произошло. Последнее, что он помнил — это свой нервный, полный запинок и напрочь лишенный обычного эльфийского самодовольства рассказ о том, как он пытался отравить Чертовку Луизу, но от волнения выпил лишнего. А потом… а что, собственно, было потом? Потом было что-то совершенно неадекватное и очень-очень неприятное! Больше всего смахивающее на страстный поцелуй в шею, с последующим откусыванием кусочка на память.

Наполнившись вдруг страшными подозрениями, детектив трясущейся рукой поднес руку к шее, стараясь нащупать если не отсутствие солидного куска мяса, то хотя бы две маленькие аккуратные дырочки. Или они затягиваются сразу? Теории превращения в вампира Ламьен не знал, равно как и того, зачем Людвигу могло понадобиться делать из своего не то чтобы верного, но очень ответственного помощника такое же чудище, как он сам. Да еще так неаккуратно! Он же весь в крови, чуть ли не с головы до ног! Даже во рту чувствовался привкус железа. И как он в таком виде выйдет на улицу?

Бросив пока безрезультатные попытки нащупать явные признаки вампиризма, эльф задумался о новой проблеме. Нет, в Лохбурге, конечно, частенько можно встретить какого-нибудь окровавленного, полуживого, но целеустремленно куда-то шагающего субъекта, но на себя эту роль применять не хотелось. Не эстетично это! К тому же, этот образ потребует много средств, потому что без взятки его не пустят ни в одно приличное учреждение. Домой-то соваться все еще нельзя. Вряд ли антикварный магазин уже оставил надежду его найти и вытрясти-таки полную стоимость Иглы Любви, которая ему на самом деле и даром не нужна.

Колебался Ламьен долго. Даже успел обойти весь дом, вкупе с книжным на первом этаже, но подходящей сменной одежды не нашел. Зато с недоумением обнаружил на площади у входа какую-то интеллигентного вида компанию. Ребята настолько естественно и непринужденно о чем-то дискутировали в пять часов утра, что не оставалось никаких сомнений: стоят они там явно не просто так. А, спрашивается, для чего? Неужто по его душу? И, собственно, какие к нему могут быть претензии? Нет, дом принадлежит почтенному господину Вэрбе. Так что и гости, наверное, тоже к нему. Кстати да, неспроста же он его здесь бросил! Вот только главное все равно остается загадкой: ну зачем он сделал его вампиром?! Или все-таки не сделал? Тогда почему он так странно себя чувствует? Хотя, не могут же вампиры постоянно испытывать что-то подобное. Нет, это слишком жестоко даже для этих подлых созданий! Или это дело привычки?

Запутавшись в собственных рассуждениях и даже почти смирившись с непрекращающимся мельканием цветов вкупе со стойким ощущением того, будто бы внутренности медленно завязываются в красивый бантик, эльф таки внял гласу разума и начал строить план незаметного исчезновения из дома. План был прост как квадратный апельсин: в кабинете имелось замечательное окно, выходящее на нынче пустынный бульвар Его Величества.

Дальше банального выпрыгивания кувырком на темную улицу масштабная мысль Ламьена не пошла и, минуя в скором времени квартал за кварталом, детектив даже приблизительно не представлял, куда именно лучше направиться. Да и занят он был в большей степени тем, что вдохновенно жалел себя: несчастного, больного, одинокого, да еще и отбившего все, что только можно, при падении из окна. В скором времени к перечню горестей прибавилось еще и стойкой ощущение того, что он зверски хочет есть. Или пить. Или и то, и другое сразу?

В попытках разложить свои желания по полочкам, эльф остановился и уставился на пару то ли припозднившихся, то ли, наоборот, слишком рано вставших девушек, что, не заметив его, прошли мимо. Они увлеченно о чем-то беседовали и явно не задумывались о том, что время суток сейчас не самое безопасное. А Ламьен, в свою очередь, собрав в кучу все свои ощущения, понял, что вместе они порождают странную тягу к чему-то противоестественному, запретному и, по мнению самой добродетельной части его натуры, абсолютно невкусному. К крови его, что ли, тянет?

И детектив понесся вслед за девушками. Собственное поведение вызывало в нем священный ужас, но превозмогать себя было очень трудно, да и не обладал он никогда достаточной силой воли, чтобы безапелляционно себе в чем-то отказывать. Ну а если очень-очень постараться и хоть на пять минут отбросить страх в сторону, то все становится гораздо проще, и единственным вопросом в данный момент может быть разве что техника питья крови. Под каким углом подойти к жертве? А кусать только в сонную артерию или можно куда угодно? А если он промахнется? Мда… тоже интересная тема. Кто бы мог подумать, что у вампиров такой сложный процесс питания! Ладно, главное — не волноваться. Как-то же они справляются! Справится и он! Или он все-таки не вампир, а просто заболел чем-то редким и донельзя оригинальным?

Отбросив эту трусливую мысль, эльф приблизился к девушкам, обхватил одну из них за талию и привлек к себе, впиваясь зубами ей в шею. Выбрал он рыженькую. Она была невысокого роста и настолько изящно сложена, что это автоматически отметало все опасения о возникновении каких-либо проблем. Разве этот ангел сможет что-то ему сделать? Да никогда! А вот вторая девица была высокой, уж не ниже его самого, тоже женственной, но почему-то даже со спины умудрявшейся выглядеть грозным и не слишком совестливым противником. К тому же, она казалась ему смутно знакомой, хотя поручиться за последнее утверждение Ламьен и не мог. Ставший в его глазах слишком цветным, мир скорее давал уверенность в том, что все вокруг — наркотическая галлюцинация.

— А-а! Отвали от меня, придурок! Ненавижу эльфов-извращенцев! — заорала взбунтовавшаяся жертва, резко оборачиваясь и отталкивая неудачливого кровопийцу.

— А-а-а, что это было!!! — еще громче заорал от неожиданности Ламьен и резко отшатнулся: в миллиметре от него, опалив волосы, пронеслась непонятно откуда взявшаяся струя огня.

Несколько секунд они с девушкой стояли, молча разглядывая друг друга, пока немую сцену, наконец, не прервал заливистый смех ее светловолосой подруги.

— Ламьен, когда ты успел стать вампиром? — поинтересовалась Чертовка Луиза, с интересом разглядывая эльфа в тусклом свете уличного фонаря.

— Луиза? — детектив ошарашено признал в девице свою так и не убиенную любовницу. А вторая тогда кто? Неужто Сангрита — случайная проститутка и убийца бордельного официанта, спасительница убегающих воровок и подруга Филиппа Леттера?

— А это та самая ведьма? — махнул он рукой на новую знакомую.

— Та самая, говоришь?! Очень интересно… — воскликнула Сангрита, в очередной раз оправдывая как свое прозвище, так и ошибочность первоначально составленного Ламьеном мнения о «рыжем ангеле». — Это как раз ты, выходит, «тот самый» отравитель-дилетант?

Шикарно. Просто потрясающе. Луиза ей все рассказала! Сногсшибательная женщина, язык до Столицы доведет! И он тоже хорош: возжелал невовремя крови! Черт, даже неудобно теперь как-то… Как бы так ухитриться по быстрому распрощаться и сбежать от них? «Милые леди, прошу меня простить, но я пошел искать завтрак дальше!»? Да уж, фразочка как раз в стиле Вельта Демолира, тоже, кстати, вляпавшегося в эту историю. Только вот брать с друга пример не хватало духу, хотя его своеобразная манера поведения зачастую помогала избежать массу проблем.

— Ты испортила мои прекрасные волосы! — предпочел сменить тему эльф.

— Прекрасные? — ехидно переспросила девушка, бросая выразительный взгляд на покрытую засохшей кровью, спутанную, а теперь еще и местами опаленную серебристую шевелюру. — Было бы что жалеть!

— На себя посмотри, — буркнул в ответ детектив, мысленно признавая, что выглядит он сейчас действительно непрезентабельно. Впрочем, Сангрита выглядела не лучше. Его хоть не бил никто, а у нее все лицо заплыло и отливало фиолетовым

— Ладно, давайте остановимся на том, что вместе вы составляете очень гармоничную пару, и займемся более важным делом, нежели пустой болтологией, — примирительно сказала Луиза, не давая ведьме по достоинству ответить и начать таким образом очередной этап перепалки.

— Каким делом? — дружным хором переспросили эльф и ведьма, демонстрируя поразительное единодушие.

— Как каким? — удивилась воровка. — Во-первых, Ламьен расскажет нам, что с ним случилось и уж не дело ли это клыков Людвига Вэрбе. Взамен мы тоже можем поделиться подробностями наших злоключений. Во-вторых, вас обоих нужно привести в цивилизованный вид. В-третьих, у нас всех имеется куча проблем, но нет и намека на план дальнейших действий. В общем, предстоит нам, очень многое, но сначала нужно разобраться с уже перечисленным.

Сидя через час на крыше Художественного музея, эльф сверлил печальным взглядом виднеющуюся вдалеке башню Дома Правительства и горестно вздыхал, слушая, как Сангрита вдохновенно описывает ему технологию превращения в вампира. Будучи ведьмой, знала она об этом побольше его самого и, похоже, даже больше самого Людвига, поскольку его метод создания себеподобных не укладывался ни в какие логические рамки. Спрашивается, если уж взялся за это неблагодарное дело, то почему было не дать ему достаточно крови для нормального, быстрого превращения? Жалко ему, что ли? Теперь он, благодаря ему, превращается в болезненно-медленном темпе и пока являет собой существо непонятной расы. А есть-то, главное, хочется все больше и больше!

Напротив несчастного страдальца сидела Чертовка Луиза, тоже вполуха слушая лекцию Сангриты, и рассеянно гладила бесхозного кота, пробравшегося на крышу то ли с чердака, то ли с крыши соседнего здания. Кот с удобством устроился у девушки на коленях и сообщал миру о своем полном счастье утробным мурлыканьем, донельзя бесившим эльфа. Выдержав эту пытку десять минут, он схватил блаженствующее животное за шкирку и, уже под протестующее шипение, впился в него зубами.

— Ламьен, мать твою! — с отвращением воскликнула воровка, когда эльф, выплевывая изо рта шерсть и кусочки мяса, оповестил всех, что большей гадости, чем кошачья кровь, в жизни не пробовал.

— У меня просто слов нет! Приличных!

— А не надо было действовать мне на нервы своим мурлыканьем! — возмутился эльф, разрываясь между стыдом за свое поведение и чувством здорового удовлетворения от того, что чувства голода и нервирующие звуки исчезли. — Интересно, а это всегда так невкусно? И, когда кусаешь человека, что, тоже приходится отплевываться мясом?

— Боже, меня сейчас стошнит! — воскликнула Луиза, резко отворачиваясь и переводя взгляд на панораму города — зрелище куда более эстетичное и приятное, чем позавтракавший эльф-недовампир.

— У тебя же клыки еще не выросли, ошибка природы! — не выдержав, рассмеялась ведьма, в силу дедушкиного воспитания, куда более стойкая к подобным зрелищам. — Бедное животное, оно определенно очень мучилось.

С враз вернувшимся чувством брезгливости Ламьен снова посмотрел на останки кота и с отвращением скинул трупик с крыши, чтобы глаза не мозолил. Он и забыл совсем о том, что в его ситуации зубы будут меняться медленно. Осознавать же содеянное в свете вновь открывшегося нюанса оказалось нелегко.

— Мне плохо, — простонал эльф, тоже переводя глаза на огни города, чем вызвал у Сангриты еще один приступ смеха. С его точки зрения, девушкой она была совсем неплохой, только неоправданно циничной. Хотя, с другой стороны и это, в определенном смысле, можно было рассматривать как положительное качество. У него, например, этот цинизм напрочь отсутствовал, зато существовала крайне общительная совесть — жутко неудобная вещь, если живешь в таком городе как Лохбург.

— А давайте поговорим о чем-нибудь менее противном! — Луиза, в очередной раз, взяла на себя роль гласа разума. Роль была очень непривычной, но Сангрита, с ее стойкой ненавистью к эльфам, и Ламьен — классический представитель этой сумасшедшей расы, в компании друг друга думать головой отказывались наотрез.

— Давайте! О чем? — с энтузиазмом согласился детектив. Ничего менее отвратительного в данный момент в голову не лезло, и он был готов поддержать любую предложенную тему.

— Например, о том, что мы трое влипли в очень и очень большие неприятности. Что нас троих совершенно точно разыскивают люди Вэрбе, раз уж Сангрита так неудачно его спасла; хозяин антикварного магазина, если он еще жив; и, возможно, этот странный тип Валер. А Сангриту еще и столичная полиция. Никто из нас не может вернуться домой и нам срочно нужно где-то спрятаться. Ламьен так и вовсе обязан сделать это до восхода солнца, который, кстати, совсем скоро. Тема, как видите, животрепещущая.

— Ну, если это ты называешь менее противным… — проворчал эльф, но послушно задумался над поставленным вопросом. Задумалась над ним и Сангрита, поскольку тема действительно была актуальной. И именно ей пришла в голову лучшая идея. Лучшая, правда, только потому, что единственная.

— Могу предложить отправиться в публичный дом.

— Где-то я уже о подобной затее слышала! — расхохоталась Чертовка.

— Милая Сангрита, спешу известить, что двери всех лохбургских борделей на веки вечные для тебя закрыты, — тоже усмехнулся эльф. — Ты хоть знаешь, что после твоего огненного шоу в «Саду чудес» госпожа Филле поменяла всю охрану и выгнала взашей их мага за то, что проглядел твои способности?

— Да, я читала об этом в какой-то полулегальной газете, — гордо улыбнулась ведьма. — Именно поэтому я и хочу туда вернуться. Разумеется, уже в качестве нового мага, а не клиентки или, чего доброго, проститутки.

— Масштабный план! — присвистнула воровка. — Вот только черта с два тебя примут! Да и что там будем делать мы с Ламьеном?

— Что там будете делать вы, я не знаю, но, думаю, госпожа Филле что-нибудь придумает сама, — с уверенностью ответила девушка.

— И с чего ты это взяла? Извини, но идея совершенно бредовая, — покачал головой детектив.

— Знаю. Но у меня есть способ заставить ее принять меня. Не самый благородный, конечно, но есть…

— У тебя что, есть чем ее шантажировать? — округлила глаза Луиза.

— В каком-то смысле, — уклончиво ответила ведьмочка. — Слушайте, предложений все равно других нет, почему бы не попробовать? Единственное, что мне нужно — это как-то вернуть человеческий облик. Жаль, аптеки еще закрыты, а лечить магией саму себя я не умею.

Это, впрочем, проблемой не оказалось. Луиза, как выяснилось, умела не только усыплять клофелином богатых путешественников, но и виртуозно обчищала магазины. Правда, она считала это занятие неинтересным и недостойным ее таланта, но ради общего дела притащила из ближайшей аптеки целую сумку позвякивающих склянок с лекарствами. Среди них нашлись и быстродействующие — с примесью магии, за какие-то пятнадцать минут вернувшие Сангрите ее миловидное, ангельское личико. Конечно, чувствовать она себя намного лучше не стала, все-таки магические лекарства — тоже средство не идеальное. Они создавали видимость выздоровления, но ощущения почти не меняли.

Впрочем, это не помешало ведьмочке, входя в кабинет госпожи Филле, накинуть на себя гордый и независимый вид. Это было для хозяйки борделя первым шокирующем фактом. Она запомнила Сангриту вспыльчивой, артистичной, но, тем не менее, совершенно обыкновенной девчонкой. Такой же забитой и несчастной, какими в свое время были все обитательницы «Сада чудес».

Вторым шокирующим фактом стали ее спутники. Особенно эльф, выглядевший так, словно не успел переодеться после резни в мясной лавке. С ума сойти, и как его вообще впустили внутрь?! Хотя… если учесть, что он пришел с Сангритой, можно было не сомневаться как. Похоже, она зря уволила прежних охранников, новые все равно не лучше.

Ну а третьим шокирующим фактом стало безумное заявление о желании поработать у нее магом. И это после того, что она здесь устроила?! Интересно, а как она, госпожа Филле, может быть уверена, что с таким магом уже завтра не найдет на месте своего заведения пепелище?!

— …послушайте, не буду скрывать, что у меня для работы в вашем публичном доме свои субъективные причины, не имеющие никакого отношения к деньгам. Можете мне вообще не платить, если хотите. Единственное мое требование — это разрешение пожить здесь, пока я числюсь на должности мага. То же относится к моим спутникам. Обещаю, мы не доставим вам неприятностей и не станем действовать на нервы, — поразительно спокойно и уверенно говорила ведьма. Словно бы вся ситуация зависела исключительно от нее и вовсе не ей нужно было согласие госпожи Филле, а наоборот.

— А с какой стати я вообще должна брать тебя на работу? — раздраженно начала хозяйка борделя. — Я предпочту нанять квалифицированного, проверенного мага с отличным послужным списком и быть уверенной, что мое заведение в хороших руках, чем экономить, брать пигалиц вроде тебя и постоянно дергаться, вспоминая, убитого официанта и нескольких покалеченных охранников.

— Меня зовут Агата Фламмен, — холодно улыбнулась девушка, без особого удовольствия отмечая вытянувшиеся физиономии госпожи Филле, Ламьена и Луизы. Она терпеть не могла добиваться расположения людей с помощью своей фамилии. Это было попросту недостойно представительницы ее рода: все ее талантливые предки славились, прежде всего, своими заслугами, а вовсе не принадлежностью к известной семье. — Хотите проверить это Заклятием Истины?

Госпожа Филле хотела. Еще бы, сложно поверить, что представительница известнейшего рода волшебников еще совсем недавно значилась обыкновенной проституткой в ее борделе. Да ее портрет, наверное, до сих пор лежит в каталоге! Вряд ли в суматохе кто-то вспомнил о том, что его оттуда нужно убрать, коль уж она сбежала.

Сангрита же отнеслась к недоверию философски и, сотворив широко используемое между деловыми партнерами заклятие, доказала правдивость своих слов.

— Я беру вас на должность мага, госпожа Фламмен, — пораженно ответила хозяйка публичного дома, даже перейдя от неожиданности на «Вы». — Ваша спутница будет менеджером по персоналу, а эльф… э… ну, пусть он будет стилистом. И, надеюсь, в столь неприглядном виде я его больше не увижу.

«Ну вот, теперь можно жить почти спокойно», — с облегчением подумала Сангрита, когда ее новоявленная начальница встала, чтобы показать гостям их комнаты. Конечно же, она не могла не взять их на работу! Ни один трезвый и вменяемый человек не откажется добровольно от услуг волшебника с фамилией Фламмен — это утверждение действовало не первый век.

Раннее утро ушло как-то незаметно, и полноценный день застал Шута врасплох, сидящим на полу своей спальни в доме Леттера и нервно накручивающим на палец уже до невозможности спутанную прядь волос. В таком же состоянии его застал и Филипп Леттер, что против обыкновения без стука ворвался в комнату и впился в эльфа совершенно безумными глазами. Похоже, сегодняшний день у маэстро тоже начался с эпохальных событий. Наверное, именно поэтому он не обратил никакого внимания на то, что обычно безукоризненный во всем, что касается внешнего вида и манер, лорд Демолир в данный момент и сам больше смахивал на сбежавшего пациента психлечебницы.

— Там в ванной спит какой-то вампир! Доброе утро, — выпалил композитор и выжидательно уставился на эльфа, словно был уверен, что уж с его-то подачи все тайное обязательно станет явным, начиная возникшим из ниоткуда вампиром и заканчивая смыслом бытия. У Шута, правда, на этот счет было другое мнение. Точнее, в данный момент его как раз не было вовсе, и не очень-то хотелось его составлять. Смысл бытия ему был неведом, да и никакого желания брать себя в руки и начинать мыслить продуктивно тоже не возникало. К чему это все? Со своими лохбургскими проблемами он, кажется, разобрался… Ну а то, что никакого удовлетворения, равно как и стремления заново строить свою жизнь от этого не появилось — уже отдельный вопрос, ответить на который было весьма затруднительно. Что-то же теоретически может заставить его проявить интерес к этому бренному миру? Да уж, теоретически. А практически… ну и где ему взять этот стимул, когда все вокруг истошно вопит о том, что уж он-то в этой жизни испытал все, что только можно, посему ни новых впечатлений, ни очередных гениальных свершений ему точно не светит. Его даже успели официально признать мертвым! Надо полагать, это уже тонкий намек госпожи Судьбы на целесообразность покупки пистолета? И то, что стрелять он толком не умеет, придется очень кстати — большая вероятность того, что ненароком он убьется раньше, чем успеет передумать!

— Да? — без всякого интереса переспросил Шут, поднимая на Леттера ничего не выражающий взгляд.

— Да! — с необычной для него импульсивностью воскликнул композитор, нетерпеливо перетаптываясь на месте. — А где Сангрита вы случайно не знаете?

— Сангрита?.. Случайно не знаю, — ответил эльф, ни на йоту не покривив душой. Куда делась рыжеволосая ведьмочка он действительно не знал и действительно случайно. Вот если бы Волк не влез со своей навязчивой неприязнью к ней, он бы ее не оставил. Мда… правда, тогда бы он, возможно, исчез вместе с ней или улегся на полу магазина хладным трупом. Впрочем, вполне возможно, что и она уже много часов как мертва.

Эта мысль за прошедшее утро посещала его не единожды и всякий раз мучила с неугасающим садизмом. А все он, чертов Волк! Ну почему, почему он вечно втягивает его во что-то такое, из-за чего потом хочется удавиться. И совесть враз просыпается! Как всегда не вовремя!

«Я, в отличие от тебя, не мазохист и не самоубийца. Перестань делать глупости, и я перестану влезать со своей «навязчивой неприязнью!» — сквозь сон огрызнулась вторая ипостась, перебивая истеричную тираду.

Сногсшибательно! Этот паразит, значит, будет творить что хочет, а потом преспокойненько дрыхнуть весь месяц, сваливая на него ответственность за содеянное? Если уж он такой специалист по глупостям, то и сказал бы заодно, что делать дальше! Потому что он, Вельт Демолир, пребывает в абсолютной растерянности и безнадежном отчаянии!

Но Волк снова заснул крепким сном и реагировать на поставленные перед ним задачи категорически отказывался. Будить же его и устраивать разборки в данный момент было нецелесообразно. Леттер все еще был здесь, возбужденно рассказывал о своей находке в ванной Сангриты, одновременной потере самой Сангриты и явно нуждался в его внимании.

— Подождите, Филипп, не так быстро! — взмолился эльф, пытаясь собрать мысли в кучу и отвлечься хоть на минуту от своей депрессии. — А что вам сказал сам вампир?

— Как что? — растерялся Леттер. — Ничего! Он лежит в пустой ванне, положив под голову томик античной поэзии, и спит мертвым сном!

— А разбудить вы его не пробовали?

— Вы когда-нибудь слышали о человеке, разбудившем среди бела дня вампира и оставшимся в живых? — скептически вскинул бровь маэстро. — Вы мне лучше объясните, куда могла исчезнуть Сангрита. Этот кадр в ее ванне, между прочим! И ее отсутствие меня, признаться честно, начинает беспокоить.

То, что композитор беспокоился, было заметно и невооруженным глазом. Обычно неукоснительно вежливый, обходительный и дружелюбный, он нервно вышагивал взад вперед по комнате и смотрел вокруг себя так, словно готов был разорвать на кусочки любого, кто посмеет подкинуть ему еще хоть один неразрешимый вопрос. Что уж тут говорить о виновниках пропажи Сангриты и его сестры! От этих он бы точно и мокрого места не оставил!

Пожалуй, это и стало главной причиной того, что Шут ни словом не обмолвился об их с Сангритой ночном взломе антикварного магазина. Хотя, порыв все рассказать сдержать было трудно: слишком много всего произошло, чтобы это легко можно было похоронить в себе. К тому же… к тому же, он слишком хорошо понимал, что может чувствовать маэстро Леттер. Потерять сначала сестру, а потом еще и единственного человека, который умудрялся как-то скрашивать его печаль! Все это он испытал на себе. Некогда он потерял разом всю семью, теперь же… Смешно сказать, особенно если учесть, что виноват во всем он сам, но он уже скучал по этой несносной рыжей девчонке. За последние годы она стала единственной, с кем он мог откровенно говорить обо всем. Ну, или почти обо всем. Конечно, ей его болтовня нужна как рыбе зонтик, но это уже совсем другой вопрос. Пусть он открыл ей свою тайну совершенно случайно, не осознавая, что творит, но он это сделал, и с тех пор утаивать стало нечего. Даже свои пороки и недостатки в ее присутствии он не стремился скрыть, да и самонадеянно считал, что их не так уж и много.

Впрочем, пороки пороками, но настоящий момент наиболее соответствовал демонстрации положительных качеств, нежели отрицательных. Например, умения успокаивать и утешать. Не то, чтобы ему часто приходилось этим заниматься, но поскольку удержать законопослушного маэстро Леттера от похода в полицию могло разве что чудо, не вспомнить все скудные навыки он не мог.

Что ж, чудо он сотворил. Ради этого пришлось весь день ненавязчиво таскаться след в след за маэстро и старательно уводить все разговоры в сторону от опасных тем, но до полицейского участка композитор так и не добрался. Кроме того, будучи по горло занятым расхлебыванием заваренной им каши, Шут не нашел времени на всепоглощающую тоску, и вернулась она только на утро следующего дня, когда он снова оказался в одиночестве.

Филипп, пребывавший с момента пропажи Сангриты в невеселых раздумьях, полночи мерил библиотеку нервным шагом и улегся спать всего несколько часов назад. Людвиг Вэрбе — этот странный и неожиданный гость дома Леттеров на рассвете вновь отправился спать в ванну, поскольку толком не пришедший в себя хозяин забыл приготовить ему темную комнату. Судя по всему, маэстро вообще было глубоко наплевать, что за новый гость объявился в его доме. Вампир же продолжал утверждать, что стал несчастной жертвой грабителей и совершенно случайно наткнулся на этот особняк и свою рыжеволосую спасительницу. Известие о том, что она пропала, он воспринял с неподдельным недоумением, но туманно пообещал, что в благодарность за своевременный приют попытается помочь ее отыскать. Чем он собирался им помогать, Шут спрашивать не стал, но, все же, мысленно сделал себе заметку, что этот господин Вэрбе действительно субъект очень неоднозначный и, кто знает, не была ли права Сангрита на его счет?

Эльф подошел к окну и, уткнувшись лбом в стекло, хмуро уставился на мокрую, омываемую дождем мостовую. А ведь уже конец декабря, давно наступила зима и близится Новый Год — чудесный, волшебный праздник. Когда-то давно он безумно его любил. Любил эту необыкновенную атмосферу счастья и приближающегося чуда, любил по-новогоднему украшенные витрины магазинов и веселые крики поздравлений со всех сторон, любил трескучие зимние морозы и огромные снежные сугробы, искрящиеся под ярким солнцем. Вот только где все это теперь? Куда подевалось бесконечное ощущение счастья и уюта? Даже снега и того нет, один унылый дождь.

И опять мысли вернулись к пропавшей, возможно мучительно погибшей ведьме. Как же от нее избавиться-то!

«Хоть один умный вопрос!» — проворчал Волк, уже порядком уставший делить с лордом Демолиром его депрессивные размышления.

«Вот и ответил бы на него!» — огрызнулся в ответ музыкант, даже не пытаясь скрыть раздражение на вторую ипостась.

Но Волк ничего не сказал. Чего-чего, а ответа он не знал. Общаться с эльфом ему всегда было трудно, тем более, что, как оказалось, физического избавления от Сангриты было мало, чтобы вытрясти из соседа по сознанию все то, что его в нем так бесило. Более того, дело стало только хуже! Он же своими вечно неразрешимыми философско-печальными дилеммами кого угодно сведет с ума! А самое противное, что девчонка не прекратит ему сниться! Он за целый век не смог избавиться от одного кошмара, а теперь еще и продолжение само собой навоображалось!

Хотя… впервые в жизни Шут почувствовал непреодолимое желание увидеть мучительный сюжет снова. Ведь она будет там, опять начнет осыпать его циничными замечаниями… тьфу, да какая разница, что она скажет! Пусть говорит, что хочет, главное — уйти, убежать от еще более невыносимой реальности, главное, что она вообще хоть что-то скажет.

Вот только один нюанс: где ему достать Чудо-порошок? То, что заснуть не получится — не оставляло никаких сомнений, слишком он был возбужден своей идеей. Где же его купить в этом чертовом городе? Господи, что он несет, это же Лохбург, разве здесь это проблема?!

Чуть ли не бегом сбежав вниз, эльф накинул на себя пальто и стремглав вылетел на улицу. Последняя надежда найти спасение в иллюзиях неутомимо гнала его вперед, и с большим энтузиазмом он помчался бы разве что на поиски яда. Но, как оказалось, даже в Лохбурге достать Чудо-порошок было не так-то просто. Вернее, дилеров было сколько угодно, но расценки у них были ужасающими. Будь он все тем же лордом Демолиром при всех своих правах, он бы не обратил на стоимость никакого внимания. Но, учитывая случившееся в Столице, ему пришлось с удивлением открыть для себя, что деньги имеют свойство кончаться.

Спустя несколько часов, еще более мрачный, продрогший и вымокший до нитки Шут бесцельно плелся по какой-то смутно знакомой улице, пока не приметил краем глаза вывеску с надписью «ресторан». Вот и отлично, хоть выпьет на последние серебряники чашку кофе.

Не обратив никакого внимания ни на название заведения, ни на пронизывающий взгляд сурового секьюрити, эльф вошел в зал и устроился за столиком у окна. Через минуту к нему подскочила официантка, и перед ним легло два каталога. Один, как и следовало ожидать, оказался меню, второй же…

«Потрясающе, я случайно попал в бордель. Да еще с утра пораньше. Ладно, черт с ними, негласными правилами высшего общества», — отвлеченно подумал музыкант, лениво просматривая портреты шлюх. Нужны они ему сейчас были как телеге пятое колесо, к тому же финансы все равно ничего приличного не позволяли, так что листал он каталог скорее машинально, не замечая ни прелестей, ни недостатков мелькавших перед ним девиц. Зацепила его внимание лишь до ужаса знакомая рыжая шевелюра на одной из последних страниц. Ну, конечно же, это была она — его печально знакомая ведьма, пропавшая в недрах антикварного магазина. Вот только как ее портрет мог оказаться в каталоге этого борделя? Да еще и так плохо нарисованный! Он же абсолютно не передает ее сущность!

Решив про себя, что художник бездарь и что он, на его месте, Сангриту бы так ни за что не нарисовал, эльф подозвал официантку и начал активно интересоваться привлекшей его особой. Постепенно он припомнил это место, в частности то, что именно в этом борделе исчезла Луиза Леттер, и что в то же время здесь произошел памятный пожар. В свете внезапных воспоминаний присутствие в здешнем каталоге портрета ведьмочки стало еще более интересным фактом и, кажется, теперь он совершенно точно знал, по чьей именно вине тот пожар возник.

Еще более занятным стало поведение официантки: девушка то краснела, то бледнела, несла что-то невразумительное и изо всех сил старалась отвлечь его внимание на портреты других проституток.

— Девушка, не могли бы вы ответить на поставленный вопрос, а не рассказывать мне биографии всех работников этого заведения? — перебил официантку Шут, когда ему в пятый раз начали заговаривать зубы какой-то местной звездой по имени Черная Орхидея.

— Я просто пытаюсь помочь… — растерянно пролепетала девушка, прервав хвалебную речь на полуслове.

— Вот и чудно. Если вы хотите мне помочь, то проводите меня как можно скорей к девушке, которую я выбрал.

— Ну… понимаете, этот портрет сюда попал случайно, — убито произнесла официантка с явственным ожиданием скорого увольнения на лице.

— То есть как случайно? Вы хотите сказать, что ее вообще здесь нет? — грозно нахмурился эльф, осознанно пугая собеседницу еще больше.

— Есть! Но она не согласится! — пискнула, в конце концов, девушка. Как и рассчитывал Шут, она дошла до нужной степени испуга и была готова чистосердечно поделиться всем, что знает о Сангрите.

— Есть, говорите? И не согласится? — резко подобрел музыкант. — А не могли бы вы меня, все-таки, к ней проводить? Не беспокойтесь, милая леди, я не доставлю ни вам, ни ей никаких хлопот. Могу я с ней просто познакомиться?

— Ну… ну, хорошо. Но если что, я всем буду говорить, что сдерживала вас как могла, но вы меня не слушали, — вздохнула официантка, испытывая заметное облегчение из-за того, что скандала не будет и от начальства ей, возможно, тоже не попадет.

Через пять минут Шут сидел в небольшом уютном кабинете, выполненном в зеленых тонах, и вертел в руках тот самый портрет из каталога, который, недолго думая, оттуда вытащил и прикарманил. Благо, ему, как фокуснику, это особого труда не составило.

Ждать пришлось долго. Ведьма появилась минут через двадцать, выглядела уставшей, недовольной и его визиту не особенно обрадовалась.

— Я уже не спрашиваю, что ты здесь делаешь, но, черт побери, ты опять уселся в мое кресло! — мрачно поприветствовала Сангрита гостя и кинула на стол какую-то увесистую книгу. При ближайшем рассмотрении, это оказалось «Руководство по магическому целительству».

— Отчего ты такая злая? — против обыкновения, вполне миролюбиво поинтересовался музыкант, с удовлетворением отмечая, что его собеседница жива-здорова.

— А с чего бы мне быть доброй?

— Например, с того, что я тебя все-таки нашел.

— Я действительно должна этому радоваться? — вскинула бровь ведьмочка.

— Да что у тебя уже случилось? — вкладывая остатки терпения в то, чтобы вопрос прозвучал мягко, поинтересовался Шут и явственно ощутил, что еще одна ехидная реплика в его адрес — и он снова выкинет что-нибудь из ряда вон. Хуже всего было то, что агрессия с ее стороны была вполне оправданной. Он ее некогда изнасиловал и лишил магии, он испортил ее карьеру в театре и бросил среди грязных, похотливых бандитов в «Тролльей тропе», по его вине их схватила охрана антикварного магазина, а потом он снова ее бросил, на этот раз на растерзание Шефу. Для ненависти хватило бы и одного пункта из этого списка. Все это он прекрасно осознавал, и это делало ситуацию еще более неприятной.

— Полгода назад со мной случился ты. И с тех пор случаешься постоянно! — гневно воскликнула Сангрита и, покопавшись в ящиках письменного стола, бросила ему что-то металлическое, завернутое в знакомую белую салфетку. — Забери свой набор для кройки и шитья и избавь меня, наконец, от своего общества.

Эльф подошел к столу и развернул салфетку. С ума сойти! Все его спицы и еще игла в придачу! Неужто она довершила начатое и все-таки ограбила магазин? Если бы его не пытались выставить за дверь, он бы даже умилился. Но девушка не спешила выражать в его отношении теплые чувства. Она все с тем же холодно-неприступным видом стояла напротив и выжидательно на него смотрела. И, как всегда в подобных ситуациях, ему совсем не хотелось делать то, что от него требуют. Хотелось, напротив, сотворить что-нибудь необычное, противоестественное и таким образом изменить весь придуманный ею сюжет. Может, от этого ему и не станет лучше, но, по крайней мере, все будет не так грустно, как могло бы быть.

Глаза мозолила Игла Любви. Сильный артефакт, если верить Валеру… И он, как-никак, чистокровный эльф, хоть и превращается каждый месяц в злобное животное. Уколоть ей, что ли, пальчик? И ближайшие сутки можно ни о чем не беспокоиться…

— И как это понимать? — осведомилась Сангрита, глядя на маленькую капельку крови, выступившую на мизинце.

— Не знаю, я и сам этого толком не понимаю, — невозмутимо ответил Шут, с интересом приглядываясь к ведьмочке. Что-то же должно в ней измениться? Иначе как он поймет, подействовал артефакт или нет?

Но никаких явных, заметных невооруженным глазом признаков влюбленности видно не было. Она все так же стояла напротив и с не меньшим любопытством смотрела на него, в ожидании каких-либо дальнейших действий.

— Ну что, ты все еще меня ненавидишь? — наконец поинтересовался музыкант, отчаявшись дождаться от Сангриты какой-либо инициативы.

— Да, я все еще тебя ненавижу, — ровно, без всяких заминок и колебаний ответила ведьмочка, невинно хлопнув янтарными глазами.

— Что? — ошарашенно переспросил эльф, не в силах поверить, что артефакт все-таки не подействовал. Нет, ну это же невозможно! И совсем не справедливо! И слишком жестоко! Ну неужели даже в результате магии она не может проявить к нему хоть чуточку симпатии?!

— Что-что, что слышал! — передразнила его девушка. — Ты в самом деле думал, что, уколов меня Иглой Любви, что-то всерьез во мне изменишь? Тогда тебе нужно было предварительно стукнуть меня по голове, чтобы полностью отшибло память.

— Но почему она на тебя не подействовала? — убито поинтересовался Шут, окончательно уверившись в том, что никому его моральные противоречия не нужны и его удел — вечно от них страдать.

— Почему не подействовала? Прекрасно она подействовала, но это же не значит, что я без оглядки кинусь тебе на шею, — презрительно усмехнулась ведьма. — Конечно, ближайшие сутки по твоей милости станут для меня не самыми легкими, но, поверь, я в состоянии пережить их без происшествий.

— Да ну? По-моему, ты в принципе без происшествий жить не можешь, — мрачно сообщил эльф. Известие о том, что магия на нее все-таки подействовала, не слишком обнадеживало. Какой смысл во всем этом, если она все равно его ненавидит. Хотя, говорят же, что от ненависти до любви один шаг… тьфу, говорят много чего, если бы еще говорили по делу!

— Ты знаешь, я со своим ритмом жизни сама как-нибудь разберусь, — нахмурилась Сангрита. — Проваливай уже отсюда, сколько можно тебя выпроваживать!

— Правильно, тебе еще не надоело? — в тон ответил музыкант и снова с удобством устроился в ее энном по счету любимом кресле. Уходить он не собирался. Во-первых, из чувства противоречия. Во-вторых, из-за того, что стоит ему выйти на улицу, как на него снова накинется желание удавиться. И, в-третьих, в душе все еще тлела надежда услышать, как она попала в бордель и откуда знает историю Иглы Любви. Хотя, последнее еще было объяснимо: она ведь волшебница и, наверное, хорошо разбирается в артефактах.

— И долго мы здесь будем сидеть? — скептически поинтересовалась ведьма, по обыкновению усаживаясь на подоконник.

— Если ты не предложишь что-нибудь более занимательное, то долго, — с мрачной решимостью произнес Шут, твердо зная, что ничего более занимательного она не предложит совершенно точно. Не с ее упрямством.

И они действительно сидели так очень долго. Сангрита отстраненно смотрела в окно, а он смотрел на нее, слушая однообразный стук капель о стекло. Чувство времени бесследно испарилось, и остался, как данность, лишь этот теплый зеленый кабинет, девушка, сидящая с ногами на подоконнике, он сам и промозглая сырость, царящая где-то далеко, на улице, которая никогда и ни за что не сможет проникнуть в этот маленький уютный мирок.

А потом пошел снег. Крупные белые хлопья падали прямо с потолка и мягко опускались на ковер, на кресла, на письменный стол, на полыхающую шевелюру Сангриты, на него самого.

— Молчи, я хочу снега, — сурово предупредила ведьмочка, поймав его недоуменный взгляд. И он благоразумно ничего не сказал. Пусть будет снег. Пусть он будет хотя бы здесь. Он ведь и сам так его любит.

Снегопад становился сильнее. Снежинки падали все чаще, а в кабинете внезапно стало холодно. Но это был не тот пронизывающий холод, который царил за окном. Это был настоящий зимний мороз — верный спутник больших, искрящихся сугробов, новогодних поздравлений и того самого счастья, которое он не испытывал уже много лет.

А потом внушительный ком снега пролетел через весь кабинет и метко угодил ему прямо в ухо.

— Эй, так не честно! — возмутился он в ответ на невинный взгляд Сангриты, за что получил еще один снежок. Это оставить без ответа было уже просто грешно, так что следующие десять минут исчезнувшего времени они вдохновенно пытались вывалять друг друга в снегу. Когда же что он, что Сангрита стали выглядеть так, словно прожили всю жизнь в сугробе, идя на поводу у собственного счастья, радости и вдруг зародившейся в душе любви ко всему миру, он привлек ее к себе и поцеловал. Она, о чудо, не сопротивлялась. Впрочем, в данный момент это не казалось странным. Напротив, в их волшебном снежном мирке это было так же естественно и прекрасно, как обязательное чудо в новогоднюю ночь.

Но волшебство всегда было очень хрупкой вещью, а значит и время не могло навечно их покинуть. Снегопад кончился, в комнате снова потеплело, и сугробы начали растекаться противными лужами, почти такими же, что были на улице.

Сангрита отстранилась и, ни слова не говоря, начала плести новое заклятье, чтобы убрать остатки снега, пока кабинет совсем не затопило. Каких-то пять минут — и ни что больше не напоминало о так резко и неожиданно закончившемся чуде.

— На этом все, зимняя сказка кончилась. Прошу на выход, — констатировала вновь ставшая неприступной ведьма, телекинетически открыла перед ним дверь и снова отошла к окну.

«Подожди! Ну, подожди же ты, не так быстро!» — взмолился мысленно Леттер, подавляя в себе желание рухнуть ничком на пол и начать кататься по нему с дикими воплями. Рассудок подсказывал, что это не самая лучшая идея. Нет, можно, конечно, ее осуществить, но если он сейчас будет отвлекаться на мелочи, до конца превращения он точно не доживет.

Вторая ипостась возбужденно что-то верещала, хлопала крыльями и нетерпеливо перескакивала с одной ветки сознания на другую. Очень уж ей хотелось на волю. Он, впрочем, и сам был бы рад ее выпустить. Давненько он уже этого не делал. Сейчас же… сейчас это было прямой необходимостью, потому что сам он со своим сознанием уже не справлялся. Когда пропала Луиза, на помощь вовремя пришла Сангрита, не давшая ему остаться один на один со своими мыслями и заразившая своей энергией. Теперь же, когда обе его музы бесследно исчезли, помочь стало некому. А трещащему по швам сознанию определенно требовалась разрядка. Способ ее осуществления он видел только один.

«И почему ты не банальный волк или еще кто-нибудь крупный?» — риторически вопросил композитор, роясь в ящике с лекарствами. Он был оборотнем с рождения, весьма смутно представлял, как можно жить без второй ипостаси и своей участью был вполне доволен, за исключением самого процесса превращения. Да, его гармонии со второй ипостасью позавидовал бы любой обращенный оборотень, но и он мог уравновесить ситуацию тем, что ни у одного обращенного превращение не происходит так болезненно, как у него. Все-таки, помимо обычной ненависти большинства людей, есть в этом и другие минусы. Например, можно, как он, принадлежать к старинному роду оборотней, пошедшему еще со времен Магического Эксперимента, в результате которого и появилась нечисть, и перекидываться в канарейку — существо настолько мелкое, что каждое превращение подобно смертельной пытке. А это, что ни говори, не грозит ни одному обращенному оборотню. Вряд ли кто-нибудь может похвастаться, что слышал о покусавшей человека певчей птичке.

— Черт, черт, черт… Еще минуту! — пробормотал композитор, проглотив сразу несколько таблеток обезболивающего, и медленно двинулся наверх, в свою спальню. Не хватало еще перекинуться прямо на кухне, чтобы потом сюда наведался лорд Демолир с тем странным вампиром и обнаружил ворох оставшейся от его человеческой ипостаси одежды. Нет, от маэстро, конечно, его расовые особенности скрывать вовсе не обязательно, он, кажется, и сам-то недалеко ушел, но поселившегося в сангритиной ванной вампира все-таки лучше не приплетать. Он тоже — нечисть, но зачем обременять его чужими проблемами? Он и так появился в его доме не в самое счастливое время.

— Все, теперь можно, — выдохнул Леттер, закрыл за собой дверь собственной спальни и, кое-как дотянув до балкона, рухнул прямо на холодный пол. Холод, впрочем, не имел значения. Превращение началось, и минут через пятнадцать по балкону, радостно чирикая, скакала желтая канарейка. Она самозабвенно предавалась открывшейся свободе, а все мелкие жизненные минусы враз помножились друг на друга и дали один огромный плюс. Наверное, потому вторая ипостась и рвалась на волю так рьяно именно тогда, когда Леттером овладевала грусть. В ее жизни не существовало больших потерь и долгих страданий, в ней не хватало места для горя и отчаяния. Ее жизнь состояла из песни, полета и солнца. Правда, погода сейчас была пасмурная, но сложные размышления канарейкам тоже не свойственны, потому птичка сделала единственное, что вообще ей позволяла ситуация — полетела. Куда полетела, она сама не знала. Первое время она просто радовалась возможности размять крылья, потом же перья вымокли под дождем, и летать стало весьма проблематично. Ко всему прочему, на улице было холодно и ветрено, так что не удивительно, что Канарейку потянуло на поиски теплого и сухого помещения. Хотя, поиски — это, конечно, громко сказано. Несчастная певчая птичка, уже не справляясь со стихией, опускалась все ниже и ниже, пока на одной из улиц инстинктивно не забилась в первый попавшийся экипаж.

— С ума сойти, канарейка в конце декабря, — пробормотал лорд Джастис, единственный пассажир экипажа.

Посадив слабо трепещущее крыльями создание себе на ладонь, он задумался о том, что с ним делать. Очередной оборотень, конечно. В этом сомнений не было. Насколько он знал, канарейки скакали по улицам только в Лесном городе, да и то не в декабре. Что уж тут говорить о расположенном в умеренных широтах Лохбурге. Теоретически он, как главный прокурор и верный слуга закона, должен отвезти этого пернатого друга в ближайший полицейский участок и поручить заботам слуг закона рангом поменьше… но ехал он в этот момент не откуда-нибудь, а из тюрьмы, устал как раб на галерах и перспективу заниматься отправкой еще одного оборотня на костер воспринял без особого энтузиазма. Тем более, что он почти добрался до своей лохбургской квартиры. Да и субъект ему попался очень и очень примечательный… Подумать только, канарейка! Должно быть, в его семье оборотничество передается по наследству еще со времен Магического Эксперимента, а это было веков пять назад! Стоит ли его вообще уничтожать?

Вопреки быстро распространившемуся в городе мнению, лорд Джастис вовсе не был фанатичным ненавистников нечисти и всего, что с ней связано. Не был он и безвольной марионеткой Его Величества. Он являлся его кузеном по материнской линии, по-братски любил, радел за крепкую монархию и установление порядка в Лохбурге, но вместе с тем признавал, что уж кому-кому, а его братцу это точно не под силу. За века гонений, нечисти здесь собралось столько, что переловить ее всю и казнить на площади Правосудия уже не представлялось возможным. Проще сжечь весь город, не разбираясь, кто прав и кто виноват. Безусловно, идея результативная, но поскольку обычные и даже приличные люди в Лохбурге тоже живут, остальные города Королевства этой вопиющей жестокости монарху не простят. А значит, пора разрабатывать новую тактику борьбы с нечистью. И для этого ее неплохо бы научно изучить, как изучались подобные аномалии в древности, когда еще существовал Институт Волшебства. Все-таки зря его прикрыли после Магического Эксперимента. Да, тогдашние маги оставили потомкам много проблем, но их было бы гораздо меньше, если бы Институт тотчас же не разогнали, а позволили волшебникам найти способ вылечить своих подопытных, превращающихся во что-то непонятное. А вместо этого их заставили начать охоту, которая продолжается до сих пор. Естественно, несчастные ученые не горели желанием превращаться в убийц и никого особенно не преследовали. Подопытные же разбежались кто куда, а уже через сорок лет города Королевства просто кишели неизвестными науке существами, убить которых обыкновенному человеку было чрезвычайно сложно. Следующий король, правда, оказался умнее своего предшественника и все-таки убедил магов взяться за кровавую работу, предложив за поимку любого представителя нечистой расы кругленькую сумму. На сегодняшний день волшебники процентов на семьдесят были охотниками и лишь на тридцать — учеными. Это лорда Джастиса чрезвычайно огорчало, но вместе с тем подталкивало к мысли о создании нового Института Волшебства, где волшебники развивали бы магию как науку, а не изучали технику быстрого и качественного убийства.

Впрочем, Лохбург пока не давал сосредоточиться на этой мысли. Помимо нечисти, здесь было много криминала, от которого тоже следовало избавиться. А еще существовала полиция, которую нужно еще учить и учить, чтобы она начала хоть как-то справляться со своими обязанностями. Ну и, наконец, Грязное Движение. Подумать только, что здесь будет твориться, если эти психи все-таки захватят власть! Чистокровным людям лучше заранее брать ноги в руки и бежать как можно дальше! Кроме того, они же враз перегрызутся друг с другом! Какой-нибудь оборотень-волк прикончит оборотня-зайца, кровопийцам-вампирам повыбивают зубы жизнелюбивые кентавры, тролли начнут грязно приставать к нимфам, за что получат еще от кого-нибудь с повышенным чувством справедливости… Ну а поскольку что мэр города, что главный судья — продажные бюрократы, вся работа и вся ответственность ложится исключительно на него. Нет, он, безусловно, добьется положительного результата. У него слишком большой опыт и богатая практика, чтобы можно было в этом сомневаться, но толковые союзники были бы очень кстати. Только вот, где их взять? В этом городе все думают только о том, как бы потуже набить собственный карман.

К своему дому лорд Джастис подъехал, как всегда думая о работе. Она у него была утомительная, хлопотная, сложная, но он ее обожал. Настолько, что его супруга до сих пор при встрече смотрела на него с гневным упреком, хотя они уже год как развелись, и бывшая женушка даже успела выскочить замуж за какого-то романтичного поэта, что, в отличие от него, посвящал ей стихи, не пропадал сутками в прокуратуре, не шастал по тюрьмам и судебным заседаниям и вообще был образцом любящего и заботливого мужа. Претензии бывшей супруги его, впрочем, мало волновали. За шесть совместно прожитых лет он начал ее тихо ненавидеть и испытал неподдельное облегчение, когда понял, что отныне дома его будут ждать покой, хорошая книга и чашка чая с лимоном, а не скандалы, истерики и спальня для гостей в завершении вечера. Сегодня, правда, блаженное одиночество грозило быть развеянным, но прокурор особенно не расстроился. Беседа с подобранным им оборотнем, в отличие от воплей бывшей жены, могла оказаться чрезвычайно интересной.

Оказавшись в квартире, птичка, в скором времени, отогрелась, с энтузиазмом угостилась покрошенным для нее хлебом и до темноты разливалась длинными трелями. Но этим дело и ограничилось. Исполнив напоследок колыбельную, птичка, к полнейшему недоумению лорда Джастиса, нахохлилась, сунула голову под крыло и, по всей видимости, уснула. А он-то так надеялся на увлекательную беседу! Неужели он подобрал обыкновенную домашнюю канарейку? Непонятно, конечно, как она оказалась на улице, но в человека превращаться она что-то не спешила.

Сетуя мысленно на свое чересчур разыгравшееся воображение, прокурор вышел из гостиной и направился в свою спальню, где до утра проспал беспробудным сном. А наутро понял, что сегодня ему работу придется прогулять.

На столе в его гостиной крепко спал незнакомый обнаженный мужчина. Канарейки в комнате видно не было, зато кое-где вместо волос у гостя росли мелкие желтые перья, которые медленно, но верно превращались во вполне естественную для человека растительность. В принципе, это было логично. Если верить прочитанным им книгам о нечисти, превращаться из человека во что-то мелкое, как, например, певчая птица, очень больно, и большинство таких оборотней, перед тем как перекинуться, или напиваются в стельку, или принимают наркотики, или глотают обезболивающее. Судя по всему, чтобы боль была не такой мучительной, обратное превращение идет лишь во сне и настолько медленно, что на это требуется часов десять.

Проснулся гость только через час. За это время лорд Джастис успел позавтракать, прочесть утреннюю газету и отправить в прокуратуру записку с краткими указаниями на сегодняшний день. Как впоследствии оказалось, его предусмотрительность пришлась очень кстати, потому что самолично в прокуратуре он появился лишь поздним вечером. И то по дороге пришлось вытащить из постелей нескольких своих адъютантов.

Ну, кто бы мог подумать, что эта несчастная мокрая канарейка превратится в Филиппа Леттера, известного столичного композитора и брата не менее известной воровки Чертовки Луизы! Ее же полиция ищет по всему городу! И хотя местонахождение сестры маэстро ему не открыл, лорд Джастис узнал интереснейшую информацию о Людвиге Вэрбе — главном зачинщике Грязного Движения. Его ведь ищут еще интенсивнее, чем Луизу! А он гостит себе спокойненько в особняке сердобольного композитора. Потрясающе добрый, наивный и жалостливый человек! Приютил первого встречного вампира и ведь даже не представляет, кто он такой! По закону надо бы его казнить за принадлежность к нечистой расе и укрывательство государственного преступника… однако делать этого лорд Джастис не собирался. В Лохбурге правила существовали только для того, чтобы их нарушать, к тому же, чутье подсказывало прокурору, что Леттер еще сыграет свою роль в жизни города. Чутье милорда никогда не подводило.