"Ждеймс Виллард Шульц. Ошибка Одинокого Бизона (вестерн)" - читать интересную книгу автора

- Отпустите его! - кричала она. - Говорю вам, отпустите его!
Сестра с плачем убежала в темноту, а я стоял как вкопанный, не зная, что
делать. Собралась толпа. Люди, закутанные в одеяла из звериных шкур,
стояли вокруг нас и молчали. Что-то жуткое было в их молчании: казалось,
все считали справедливым то наказание, какому Ловцы хотели подвергнуть
отца.
Восемь человек крепко его держали, остальные завладели его оружием и взяли
мясо, которое он в тот день привез. Затем выступил вперед начальник Ловцов
и плеткой ударил моего отца по спине. Удар был слабый, но громко щелкнула
плетка из невыделанной кожи, опустившись на тонкую кожаную куртку отца.
Кто-то застонал в толпе. Мать с воплем рванулась вперед, но ее удержали.
Удержали и меня, когда я бросился к начальнику Ловцов. Шесть раз
опускалась плетка, но отец не дрогнул и не вскрикнул.
Тогда сказал начальник Ловцов:
- Все вы видели, как наказан был человек, нарушивший законы охоты. Будьте
мудры: повинуйтесь приказам старшин. Помните, что наши законы созданы для
блага всех нас. Пусть знает каждый ослушник, какое ждет его наказание.
Ловцы освободили нас троих и молча удалились, за ними последовала толпа.
Отец опустился на ложе из звериных шкур и закрыл лицо руками. Вернулась
сестра и, плача, взяла меня за руку. С нами остался кое-кто из наших
родственников и друзей. Они помогли матери поставить вигвам и разложить
маленький костер. Потом, предложив нам сушеного мяса и пеммикана, они ушли
вслед за толпой.
Три раза подбрасывала мать сухие ветки в костер, а отец по-прежнему молчал
и не отнимал рук от лица. Жестокое постигло его наказание. Удары плеткой
были слабые и почти не причинили боли, ребенок и тот мог бы вынести эту
боль. Но оскорбительно было такое наказание. Мы, черноногие, считаем, что
воспоминание об унижении стирается лишь со смертью обидчика. Вот почему мы
браним детей, но никогда их не сечем. Ударить ребенка - значит сломить дух
его.
Костер догорал, а мать уговаривала отца лечь и заснуть. Он сидел
неподвижно и ни слова не сказал в ответ. При тусклом свете тлеющих углей
мы трое улеглись на мягкие шкуры и оставили его одного. О, как хотелось
мне его утешить! Засыпая, я мысленно твердил: "Это его вина. Он сам навлек
на себя наказание". Но в эту ночь я любил его больше, чем когда бы то ни
было. Долго я метался и думал о том, как встретит он рассвет, что принесет
ему следующий день.
Ночью я слышал стоны отца и тихий голос матери:
- О мой муж, мой муж! Что мне делать? Как успокоить тебя?




ГЛАВА ВТОРАЯ


Проснувшись на рассвете, я увидел, что отец по-прежнему сидит на ложе из
звериных шкур и не спускает глаз с костра. Должно быть, он просидел так
всю ночь. Его лицо показалось мне измученным и постаревшим.
Мать заговорила с ним.