"Бруно Шульц. Санатория под клепсидрой" - читать интересную книгу авторабессилием. В глубине души они знали за собой вину. Моя дерзость,
нетерпеливый, требовательный и гневный тон создавали видимость правоты, превосходство вполне обоснованной претензии. Они прибегали с разными книжками и совали их мне в руки. Я с возмущением отталкивал. Одну - толстый и тяжелый фолиант - отец с робким приохочиванием подсовывал снова и снова. Я открыл ее. Это была Библия. Я увидел на картинках великое странствие животных, плывущее по трактам, растекающееся шествиями по далекой стране, увидел небо, все в птичьих ключах и шуме крыл, огромную перевернутую пирамиду, далекая вершина которой достигала Ковчега. Я поднял на отца глаза, полные упрека: - Ты знаешь, отец, - кричал я, - ты хорошо знаешь, не скрывай, не увиливай! Зачем ты принес порченый апокриф, тысячную копию, бездарную подделку? Куда ты девал Книгу? Отец отвел глаза. III Миновали недели, возмущение, мое поумерилось и утихло, но образ Книги по-прежнему светлым огнем пламенел в моей душе, великий шелестящий Кодекс, взбудораженная Библия, по страницам которой шел ветер, обшаривая ее, как огромную осыпающуюся розу. Отец, видя меня несколько успокоенным, однажды осторожно подошел и сказал тоном деликатного предложения: - По сути дела существуют только книги. Книга есть миф, в который мы веруем в молодости, но со временем перестаем принимать всерьез. - Однако у меня тогда было другое мнение, я знал, что книга есть постулат, предназначение. Я ощущал на себе бремя хмурой гордости. Ибо в то время я уже владел обрывками, жалкими ошметками, которые по странной прихоти судьбы попали мне в руки. Я заботливо прятал сокровище от посторонних глаз, скорбя над глубоким упадком сей книги, по поводу истерзанных останков которой я не смог бы встретить ни в ком понимания. А было все вот как: В некий день той зимы я застал Аделю за уборкой, со шваброй в руках опершуюся на крышку конторки, где лежала драная какая-то книжка. Я заглянул через плечо Адели не столько из любопытства, сколько затем, чтобы снова одурманиться запахом ее тела, молодые чары которого открылись недавно проснувшимся моим чувствам. - Гляди, - сказала она, без протеста снося мои прижимания, - возможно ли, чтобы волосы росли до земли? Мне бы такие. Я глянул на картинку. На большом листе in folio была изображена женщина с формами скорее мощными и приземистыми, с лицом энергичным и умудренным. С головы этой дамы ниспадала огромная мантия волос, тяжко скатываясь со спины и влачась концами толстых косиц по земле. Это был какой-то неправдоподобный фокус природы, покров волнистый и щедрый, берущий начало от самых корней, и трудно было представить, что таковая тяжесть не доставляет ощутимой боли и не сковывает отягощенной головы. Но хозяйка сего роскошества несла его, казалось, с гордостью, а текст, жирным шрифтом напечатанный рядом, излагал историю чуда и начинался словами: "Я, Анна Чилляг, родом из Карлович в Моравии, имела слабый волосяной покров..." Это была длинная история, по схеме схожая с историей Иова. Божьим |
|
|